Неистребимая свобода Мераба Мамардашвили

Мераб Мамардашвили

Для начала дам справку - о нем и его философии.

Мераб Мамардашвили - это явление не только для Грузии, но и для всего интеллектуального мира ХХ века. Его при жизни прозвали "грузинским Сократом". Но самое "сократичное" в том, что он на самом деле почти ничего не писал. Он много говорил, он называл свои лекции "беседами", он выступал с этими лекциями во многих  странах.

Я думаю, что это был человек, который не хотел войти в бессмертие своими опусами. Но он все равно вошел, и очень странным образом - в воспоминаниях многих людей, а также в воспроизведении магнитофонных записей. Это явление в философии похоже на то, что было с Галичем или с Высоцким. То есть это был человек не советского склада. Обычно говорят, что он - советский философ, но это оксюморон: советский человек не может быть философом. Он был олицетворением других сил - сил добра в очень злом обществе.

Очень примечательно, что он умер как философ, которого атаковало быдло, которое по сей день считает, что Мераб Мамардашвили не имел права на свою личную свободу и правду. Я думаю, что это второй такой человек в истории Грузии. Первый – Илья Чавчавадзе. Хотя Илья Чавчавадзе претендовал на виртуальный пост отца нации, а Мераб Мамардашвили - нет . Я думаю, это самый главный грузин после Ильи Чавчавадзе. Хотя его философия – это философия мирового характера, личность Мамардашвили была очень национальной – это типичный хороший грузинский человек с очень странными, но очень понятными для каждого грузина вкусами, в том числе и в одежде, в отношении женщин.

С точки зрения философии, Мамардашвили - единственный человек в советском пространстве, который был экзистенциалистом. Я думаю, что никто столько не говорил о смерти, как Мераб Мамардашвили, и никто не был таким стойким и упрямым в доказательствах своей правоты, как Мамардашвили. Известно его изречение: "Есть вещи поважнее, чем нация – истина выше нации". Это по сей день воспринимается многими националистически настроенными грузинами как вызов. Я думаю, что это был самый главный урок, который он преподал. Он был мужественным человеком, хотя, как личность, он оказался очень хрупким, потому что неожиданно не смог ничего противопоставить толпе, которая требовала его смерти.

Его нередко сравнивали с Чаадаевым, и я думаю, в этом есть некая справедливость.

Леван Бердзенишвили, грузинский оппозиционный политик и бывший советский диссидент

Теперь напишу от себя.

Для философа недостаточно вербального мира, конструкций из понятий и категорий, пусть даже самых возвышенных, но совершенно необходимо личное участие, личное переживание и собственная мысль человека - только тогда все философские категории, использующиеся этим человеком, станут его философией. Мераб Константинович дал замечательное пояснение этому тезису. "Представим себе, - говорит он, - что мир был бы завершен и к тому же существовала бы некая великая теория, объясняющая нам, что такое любовь, что такое мысль, что такое причина и т.д. .. если бы это было так, то было бы совершенно лишним переживать, например, чувство любви (и вообще мыслить - В.Л.). Но мы же все-таки любим. Несмотря на то, что, казалось бы, все давно известно, все пережито, все испытано. Зачем же еще мои чувства, если все это было и было миллионы раз? Зачем?! Но перевернем вопрос: значит мир не устроен как законченная целостность? И я в своем чувстве уникален, неповторим. Мое чувство не выводится из других чувств. В противном случае не нужно было бы ни моей любви, ни всех этих переживаний - они были бы заместимы предшествующими знаниями о любви... Значит мир устроен как нечто, находящееся в постоянном становлении, в нем всегда найдется мне место..." (с.20-21).

Именно Декарт исходил из самоочевидной достоверности мышления, из знаменитого "cogito ergo sum", и из неоспоримого для него мыслительного акта сомнения он затем восстанавливает и бытие всего мира, который должен быть именно таким, иначе "когито" было бы невозможным. И, более того, без моего акта мышления и мир был бы не таким, в нем не хватало бы именно меня с моей мыслью о мире и, стало быть, мир потерпел бы некий ущерб от этого и стал бы не таким, каким он есть. И кантовские априорные формы созерцания и рассудка - это ведь тоже задание определенной конструкции мира, в котором возможны осознаваемые человеком время, пространство, причинность, аксиомы математики и вообще сама возможность законов науки.

Я как-то в конце 1983 года присутствовал на встрече Мераба Константиновича с научными работниками Института Атомной Энергии им.Курчатова. И там, в большом наполненном зале, свидетельствующем об априорном интересе физиков и химиков к проблемам сознания и философии (именно об этом говорил на той встрече Мамардашвили), убедился в том, что тезисы о не выводимости сознания и априорности этики или свободы вызывают неприятие зала. Вот те слова , которые вызвали шум в зале: "Термин "сознание" в принципе означает какую-то связь или соотнесенность человека с иной реальностью поверх или через голову окружающей реальности. Но, определив так сознание, я хочу далее сказать, что им выделяется какая-то точка в мире и вплетенность ее в мировые сцепления. Эта точка выделена, и тем самым она дифференцирована, различительна. То есть сознание есть одновременно и различение. Поскольку оно "проявляется" только в горизонте иного, постольку и выделенная точка становится не необходимой, а лишь возможной. Как одна из возможностей".

Ясно, что такая речь сопровождалась иногда ироническими, а иногда и злобными выкриками.

А ведь это типично философские рассуждения, в которых философия чем-то сродни поэзии; в этих вроде бы несколько аморфных словах, словесной вязи, начинает кристаллизоваться понимание, сознание слушателя оказывается в этой самой выделенной в мире точке. Конечно, язык приведенной цитаты на слишком подходил для физиков. Но все же понять, хотя бы смутно, было можно. Тем более, что он приводил примеры. Мамардашвили о понимании говорил: "Понимание случается тогда, когда помимо словесно-знаковых форм присутствует дополнительный эффект сосуществования двух точек какого-то "поля". И тогда мы узнаем, что если кто-то не понимал того, что ему говорят, то уже не поймет, как бы ему ни объясняли”.

Люди не поймут друг друга, если они в принципе находятся в различных ценностных системах. Считают друг друга представителями враждебных идеологий, например. Но если в одной системе, то пользуясь примерами, аналогиями, метафорами, думаю, все-таки можно попытаться сделать так, чтобы тебя поняли. Тогда, в Доме культуры ИАЭ, физики не поняли философствования Мамардашвили.

Как бы я попытался бесспорный для меня тезис о невыводимости сознания из предшествующих форм отражения и беспричинности моральности и свободы сделать понятным для научной аудитории? Используя знакомый ей понятийный аппарат и метод аналогий. Я бы сказал, что успехи науки в объяснении эволюции сознания впечатляющи, но все это - естественнонаучный, а не философский аспект проблемы сознания. В философском смысле проблема сознания появляется вместе с рефлексией, когда можно поставить вопрос, как я мыслю о своем мышлении. Между этими двумя состояниями (просто мышлением и мышлением о мышлении) такое же расстояние, как между отсутствием сознания и наличием оного. В философском же смысле возникновение сознания в принципе не может быть отрефлексировано. Действительно, когда сознание возникало (в естественнонаучном смысле слова), то еще не было уровня рефлексии, который сказал бы нам, как это происходит, а когда сознание "дозрело" до рефлексии, то процесс становления сознания уже закончился и потому отрефлексирован быть не может.

Еще Гегель определял рефлексию как то, без чего то, что было - не было. И тот же Гегель, подробно описав саморазвитие абсолютной идеи, затем просто постулировал ее превращение в свою опредмеченную форму - в природу. А каков механизм этого перехода от идеи к природе? - спросил бы естественник. А нет механизма, - ответил бы Гегель. Просто имеем два состояния: сначала идею, а потом сразу - природу. Да это ж антинаучный вздор, воскликнули бы физики!

Уважаемые физики, а что если бы вы мне сказали, что сначала электрон находится на одном энергетическом уровне, а затем на другом (то, что раньше называлось орбитой), а я спрошу у вас, а где же механизм перескоков? Как электрон ведет себя и что делает между уровнями? Вы скажете: этот вопрос некорректен. Существует, скажете вы, квант действия и принцип квантования, и он запрещает говорить о том, где находится и что делает электрон "в промежутке" между уровнями. Да, но все-таки, что же это за наука, которая не говорит нам, где электрон; он же при этом двигается? Нет, говорит квантовая физика, - мы имеем два состояния: сначала электрон здесь, а потом сразу там, и никаких промежуточных состояний, никакого процесса перехода, никакого движения.

Что же, принимаем этот вывод физики. Но философский анализ дает точно такой же результат. Либо есть сознание (в философском смысле слова, т. е. отрефлексированное), либо его нет. Либо есть совесть - либо нет. Либо есть свобода - либо ее нет. Это, так сказать, принцип философского квантования. В его рамках можно сказать, например, что последнюю мысль человека нельзя высказать, ее человек всегда унесет с собой. Ибо если он ее высказывает, она не последняя, а когда последняя - уже нет возможности высказать, как раз отключается сознание. Такой печальный факт, граждане физики.

Ну, а сама свобода чем мотивируется? Ничем. Это, можно сказать, последняя онтологическая реальность человеческого бытия.

"Свобода производит только свободу, большую свободу, - говорил Мамардашивли в одном из интервью. - А понимание того, что свобода производит только свободу, неотъемлемо от свободного человека, свободного труда. То есть свободен только тот человек, который готов и имеет реальную силу на труд свободы, не создающий никаких видимых продуктов или результатов, а лишь воспроизводящий саму себя. А уж затем она - условие других вещей, которые может сделать свободный человек".

Мамардашвили бездыханным упал в аэропорту Москвы в 60 лет, не пустила его судьба в Тбилиси, где не наблюдалось никакого возрождения, которое он устал ждать в России.  Он собирался лететь в Тбилиси на выборы президента Грузии, в которых он был главным кандидатом и противостоял Звиаду Гамсахурдия. Увы, не получилось. Перед началом выборной кампании Мераб сказал: : "Если грузинский народ изберет Звиада Гамсахурдиа, я пойду против грузинского народа".

Последняя мысль «грузинского Сократа»: хорошо бы уехать в Грецию и уйти в монастырь.

Вот несколько высказываний Мераба, так и не успевшего уйти в монастырь.

Cочиняется какая-нибудь теория, перестраивается жизнь людей, а потом там обнаруживается зияющий концентрационный лагерь, и человек говорит: «Но я этого не хотел». Простите, этого не бывает. Это не принимается героическим сознанием. Даже в качестве извинения не принимается. Героическое сознание знает, что дьявол играет нами, когда мы не мыслим точно. Изволь мыслить точно. Значит, ты просто не мыслил.

Мысль есть нечто, во что мы заново, снова и снова должны впадать, «как в ересь», как впадают в любовь. 

Истина обладает таким качеством или таким законом своего появления, что она появляется только в виде молнии (появление истины — как если бы истина светила бы в течение целого дня, как солнце, такого не бывает). Так вот, пока она есть — ходите, сказано в Евангелии. Я бы перевел: шевелитесь, или пошевеливайтесь, пока мелькнул свет.

И вот теперь - самое любопытное из дискуссии в группе философии в ФБ  по поводу Мамардашвили.

Илья Рейдерман

В группе «Вопросы философии» стали бурно обсуждать личность и философию Мамардашвили. Я, как всегда, опоздал, и публикую отклик, стреляя в небо. Удивился силе неприятия, неприязни. М..б. это реакция нового поколения на советскую философию: неужели в ней может быть что-то достойное восхищения? Но дело, видимо, не только в этом. А в самом характере философствования М.М. , представляющегося экзистенциальным. Понимать это следует не в смысле близости к экзистенциальной философии, а в смысле экзистенциального участия в акте мысли всего существа мыслящего. Это означает, что важен не тот или иной объективированный «результат» (монография, диссертация, концепция) – а процесс мышления как акт жизни мыслящего субъекта. Он, этот субъект, жив здесь и сейчас, не просто артикулируя, но буквально порождая мысль всякий раз заново. «Говорящий философ» - вовсе не то, что пишущий «для вечности», и обвинять его в том, что он хочет кого-то восхитить, увлечь, в первую черед представительниц прекрасного пола – по меньшей мере, некорректно. Говорить – и не желать увлечь?
«Я посещал лекции Мамардашвили – но не услыхал там мыслей» - говорит один из участников обсуждения. Он, вероятно, хочет некой выжимки мыслей - отдельной от личности! Но, возможно, в экзистенциально философствующем - дело не в оригинальности или даже неслыханности мыслей, а в неслыханном единстве мысли и личности. Личность в момент мысли.
Для тех, кто готов вынести личность мыслящего за скобки, кому важен объективный результат мышления, так сказать, мысль без мыслящего, без субъекта - М.М. нестерпим, его нужно «обесценить» или «разоблачить» (как на Патриарших собираются разоблачить подозрительного «иностранца». ) К сожалению, у М.М. нет таких безукоризненных «документов», как у Воланда.
Кроме законов логики существуют и какие-то иные законы порождения мысли, и они связаны не только с быстротой, остротой, ситуативной сообразительностью ума, но и с некими основаниями существующими только на уровне личности. К примеру, с совестью, порядочностью, благородством, с той душевной и духовной трансформацией личности на её пути к Истине, без которой нет Мыслителя, а есть всего лишь некая более или менее производительно работающая машина сознания. И эта Машина будет создавать другие машины в качестве внешних протезов.
М. всё время говорит не столько о самой мысли, сколько о субъекте в акте мысли. И те, кто склонен мыслить «объективно», кого интересует «производство мысли», а не мыслящий субъект, не драма и даже трагедия этого субъекта - склонны видеть в этом недостаток его философии. «Что он такого сказал»? Да не сказал – а показал! Эйдос тут гораздо важнее «концепта». Через себя показал! Показал трагедию философа в мире. И – как это порой бывает - Автор превращается в героя драмы, которую пишет уже не он а Время. Это превращение Автора в героя произошло с Михаилом Бахтиным, в Мандельштамом и Пастернаком, и с Мерабом Мамардашвили. Это наглядное преодоление «смерти автора» - но ценой превращения автора в миф. Те, кто спрашивают, да что же он сделал такого, -в сущности, хотят торжества рациональности и разрушения мифов. Новое время, в сущности. и началось с разрушения мифов. Но если довести эту тенденцию до конца, до абсолютного абсурда, то следует уничтожить жизнь как таковую. Жизнь без мифа невозможна.

Юрий Пущаев Нужна личность, но нужен и результат, т.е. идеи, которые философ высказывает. Это две необходимые составляющие. Иначе просто непонятно, что обсуждать.

Sergey Antakov У В.М. Межуева есть статья «Эвальд Ильенков и Мераб Мамардашвили: от философии периода «оттепели» к философии периода «застоя»», посвящённая, как видно из названия, Ильенкову (философу) и Мамардашвили (философствующему). В ней он одобрительно характеризовал философствование последнего как «трансцендирование без трансцендентного». Вот эту ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНУЮ МАСТУРБАЦИЮ Мамардашвили и демонстрировал на своих лекциях к вящему восторгу дам. То был соблазн.
При этом Мамардашвили явно декларировал ущербность философии (результата философской мысли, систематической философии, категориальной философии) и всячески пропагандировал «философствование» как свой образ жизни. Я вижу в этом свидетельство разложения, декаданса философии.
Такое может быть и в науке. Представьте себе статью в физическом журнале, в которой физик описывает свою «кухню», свои потуги решить физическую проблему, но так и не приходит к результату. Иному историку науки, да и физику, может быть, это будет интересно, но для физического журнала не подойдёт. Не стоит выдавать историю физики за физику. Так же не надо выдавать философствование (а это есть чаще всего бесплодная и безответственная, вводящая в заблуждение риторика) за философию.
Что касается «философствования» Мамардашвили, то она воспроизводила давно (до него) известные результаты категориальной философии, более всего — категоризованной Хайдеггером, Сартром и др. экзистенциальной философии). Что же, в ответственной риторике может быть польза для её свидетелей, совместимая с самолюбованием упоённого собой соловья-ритора. Но делать из такого персонажа светоча отечественной или тем более мировой ФИЛОСОФИИ — смешно.

Yury Girin Я слушал Мераба в домашней компании и читал его тексты. Рацио у него и не ночевало. И пожалуй, он не был профессионально дискурсивным философом - он всегда был спонтанен, часто нелогичен, но брал он именно своей личностью, своим неординарным образом и способом рассуждений. Было в этом что-то от древнегреческого философствования, когда истина ловится как бабочка - в полете, поэтому и мысль его порхала и разветвлялась. Его истина пребывала не в аргументах рацио, а как раз в зазорах между ними. Таков был способ его мышления. Если это можно назвать философией. А, может, и нет. Он был просто Мерабом со своей трубкой - таким он и вошел в сознание мыслящего человека.

Дмитрий Лезин Читать монографии ММ просто невозможно, удовольствия мало. Слушать иррациональные лекции - ещё хуже. В них уже даже намека на мысль нет: остается что-то среднее между религией и сумасшедшим антиискусством.

Nataneel Carbo М ужасно эклектичен. С моей точки зрения, философом можно считать создателя парадокса из ряда уже известного. М просто тасует старые мысли, не создавая оригинального парадокса. Ну и старая советская, при Всей антисоветскости мыслей , привычка не замечать контраргументов. Нет бы поспорить с палеонтологами, назвавшими вполне эволюционную причину возникновения , напри

Извините, я не профи, но лекции М слушал. И ничего нового , того что не являлось бы литературным пересказом выводов из квантовой теории , не услышал. Кстати, может подскажете, он где-то касался объяснений тех же понятий эволюционной теорией? Я имею в виду качества, с его точки зрения , присущие лишь человеку. Когда философ предсказывает атом до научного подтверждения- это сила, когда пересказывает , пусть и в совсем другой форме научную теорию- костыли.мер, доброты.

Само понятие превращённых форм- это парадокс и это Маркс. О том, что наше наблюдение за действительностью может эту действительность( бытие) менять , даже без желания изменить - это уже не парадокс, это - одна из основ квантовой теории. В чем новизна, в перемешивании терминов?

Yury Girin Nataneel Carbo "Все на свете может быть. / одного лишь быть не может / - то, чего не может быть" (парафраз из Швейка).

М и не выдвигал никаких идей. Он рекламировал своё состояние. При этом не просветление, не религиозный экстаз, а нечто головное, то , что ни он сам , ни его последователи сформулировать не могут. Да и зачем четкие формулировки, если они- отражение мига. Сказать- цель ничто, движение все- было бы слишком банально, вот и приходится говорить всего понемногу, так как автор находится в совершенно особенном состоянии головного просветления. И вот , его почитатели, находясь, думаю, в том самом состоянии познания вечности и беспечности поливают помоями всех , кто над этим состоянием иронизирует. Их, их институты и университеты, умственные способности и проч. Странное у вас познание мира, но оно длится ровно миг, это не вы помоеобливатели, это другой человек из прошлого. Браво! Всегда удивлялся способности грузин в разных сферах нагибать просвещённую публику. Вы, Олесь, скажите сразу- «враги народа». Станет понятнее.

Вадим Межуев Nataneel Carbo Мамардашвили решал вопрос о том, как быть свободным в мире несвободы. Этот вопрос решает каждый крупный философ, начиная с греков. Собственно, ради ответа на него и существует философия.

Бердяев писал о "несотворенной свободе", т.е. ставил свободу выше Бога.

Nataneel Carbo Вадим Межуев , сам вопрос некорректен. Бердяев производил логические построения. Насколько я понимаю, логика по М - запрещённый приём. Он просто демонстрировал своё особое состояние. Как бородатая женщина. И все, что он говорил- демонстрация своего особенного пути познания.

Вадим Межуев А чье состояние демонстрировал , например, Декарт, утверждавший, что мыслить равносильно тому, чтобы существовать? Я ничего не понимаю в Ваших нападках.   Бердяев и логика, что общего? Бердяев всегда апеллировал к немецким мистикам.

Nataneel Carbo Совершенно верно, Бердяев мистик. Но это не противоречит тому, что он делает логические построения и приходит к выводам. М , извините могу ошибаться, отрицает само понятие вывод. Он многочасово говорит примерно об одном . Декарт ничего не демонстрирует он заявляет , что только умение мыслить является характеристикой индивидуума. Мысль эта в те времена была свежей. Когда мне , в доказательство новаторства М присылают цитату, дословный перевод которой с русского на русский не удовлетворяет приславшего, я понимаю, что смысла в ней искать не стоит, это демонстрация, которая через миг станет другой. Для меня важен , как и для М собственные переживания. Если можно, хоть одну цитату, прочтя которую можно воскликнуть эврика.

Скажите, многоуважаемый, а состояние это как-то проявляется в быту? Скажем, у сторонников М? У тех, кто видимо в состоянии нирваны, поносят таких же как они « доцентов с кандидатами»? Если вы предлагаете принять такое состояние на веру, то это уже чистый Бердяев. можете ответить на один вопрос? Для того, чтобы попасть в состояние М, необходимо просто часами слушать его лекции? Это мантра такая? Или я глуплю, спрашивая рецепт?

Вадим Межуев Nataneel Carbo Я лично о Вас ничего не знаю, как и Вы обо мне. Но если Вы полностью свободны от мнения властей и среды в ситуации полного запрета на инакомыслие, то считайте, что достигли "состояния" Мамардашвили или хотя бы того, что он хотел достичь.

Лекция - это форма гласности в стране с цензурируемой печатью. М. много говорил, потому что его просто не печатали. И разве устное слово не более свободно, чем печатное?

Nataneel Carbo Вадим Межуев, хорошо, ещё конкретнее. Это религия или философия?

Вадим Межуев Философия, по моему разумению, не религия и не наука. Религия хочет сделать человека добрым (угодным Богу), наука - сильным, вооружив знаниями и технологиями, философия - свободным, без чего и религия, и наука могут стать смертельно опасными для человека. Так всегда понимали назначение философии ее классики и создатели.

Промежуточное положение философии между религией и наукой в европейской культуре, естественно, делило ее на философию, желающую быть научной или религиозной. Так фактически до сих пор. Это как бы два разных полюса, между которыми она располагается. Но продумывание ее подлинного назначения в составе культуры, которое никогда не прекращалось, всегда подводило к выводу об ее особом, отличном и от религии, и от науки, предназначении.