Доживем?

Так вот, коль скоро в обществе табуированы почти все темы, все эти темы и будут взрываться. Новое общество будет не либеральным, нет. Оно будет более открытым. Вопрос только в том, возможен ли, неизбежен ли кратковременный период фашизации после Путина. Потому что ведь Путин сдерживает не только положительные тенденции, позитивные, не только перспективы закрывает, но он пытается сдерживать многие тенденции распада и негатива. Другое дело, что сдерживать одними запретительными мерами нельзя. И вот вопрос: обречена ли Россия на кратковременный период послепутинского ухудшения. Одни говорят: «После Путин в любом случае будет лучше». Другие говорят: «После Путина в любом случае будет хуже». Третьи говорят: «Никакого «после Путина» не будет вообще никогда». Третью точку зрения отнесем на счет старания провластных идеологов. «После Путина» уже в какой-то степени наступило, потому что повестка Путина исчерпана, и чем он дальше будет насыщать эту повестку, какими способами он будет невротизировать население, трудно сказать. Уже война поставлена на все главные карты. Чего-то нового, кроме развязывания какого-то тотального внутреннего или внешнего конфликта, я пока не вижу.

Но будет ли улучшение или ухудшение? Сначала будет некоторый шок свободы, это безусловно. А вот приведет ли этот шок свободы к каким-то радикальным последствиям? Мне хотелось бы думать, что нет. Но неонацистская диктатура или нацистская диктатура, или какая-то третья диктатур пока невидимых силовиков, – это ведь в истории всегда приходит довольно внезапно. Об этом всегда предупреждают алармисты, но, к счастью, не всегда они оказываются правы. Это вещи не неизбежные, но фатально возникающие на всех путях. Поэтому я совершенно не убежден, что настанет «дивный новый мир». И не по Хаксли, а, условно говоря, по мечтам сталинских инакомыслящих. Я надеюсь, что настанет некоторое царство свободы, но контуры этого царства могут обозначиться только в публичной дискуссии, а ее пока нет. Следовательно, я надеюсь, что так или иначе, сам шок от свободы поможет избегнуть больных крайностей.

Как сказал Кормильцев: «Такое чувство, что мы собираем машину, которая всех нас раздавит». Или, как сказал до этого Окуджава: «Мой отец и его единомышленники сами собирали ту мясорубку, в которую в результате попали». Да, это так. Но при этом надо сказать, что всякая жизнь такова: мы собираем будущее, а будущее окажется к нам беспощадно. Это в каком-то смысле нормально. И поэтому судьба Малашенко особенно трагична именно потому, что жизнь отняла у него возможность работы, возможность участвовать в перекройке реальности. Для него, я думаю, это было совершенно убийственно.

Всегда есть шанс, что определенные в обществе силы воспользуются свободой не лучшим образом. Всегда свобода проявляется как свобода воровства. У меня есть одна тайная надежда, что люди устали быть плохими. Понимаете, ведь у человека моральный компас есть, Господь ему вложил этот ориентир. Он же задумывал нас как помощников, все-таки, как своих агентов в мире. И мы не зрители, мы его пальцы, мы его манипуляторы. Мы должны вмешиваться в эту ситуацию. Мне представляется, что поскольку у человека есть представления о добре и зле, –его трудно совсем атрофировать, – ему надоело быть плохим. Сегодня в России людям больше всего, как мне представляется, надоела даже не ложь. Им надоела агрессия, им надоела злоба. Им надоело ощущение, что они не развиваются, тратят время.

Обратите внимание, какой сейчас действительно плотное, как бы зависшее время: люди не меняются с годами, не меняется их статус. Я уже говорил о том, что по меркам любого нормального общества Навальный – человек весьма немолодой, а он все еще воспринимается как молодой. Младший Гудков – человек уже не молодой, а воспринимается как юноша. И это не потому, что есть старший Гудков, а потому, что люди не проходят положенного пути вертикальной мобильности, они не успевают попробовать себя ни в чем. Шутка сказать – Григорий Явлинский многими до сих пор воспринимается как молодой человек. И это не потому, что он вечно юн. А потому, что он тот вариант, который не задействуют, которому не дают ничего сделать, который по-прежнему рассматривается как потенциально возможная альтернатива. «Мальчик с будущим», хотя ему под 70, вообще-то, насколько я помню. Или, во всяком случае, хорошо за 60. Поэтому ситуация такого зависшего времени или времени, которое отвергает возможности, людям надоедает. Людям надоест. И вот поэтому, мне кажется, настанет хорошее именно потому, что надоело плохое.

Что касается «Немцова марша» и моих впечатлений (или, как его еще называют, «Немцовский марш» – «Немцов» будет мост, и в этом, по-моему, сомневаться невозможно). Очень много было молодежи – молодежи, что называется, «несоюзной», как называли ее в комсомольские времена, то есть молодежи, не входящей в политические организации или входящей в те организации, о которых мы пока еще ничего не знаем, и слава богу. Но тут вот широко обсуждается пост Тины Канделаки о молодежной политике, о том, что ее сейчас нет. Нет, на самом деле, молодежная политика сейчас есть и есть молодежь в политике. Просто, как справедливо там замечено, это должно нарастать снизу. Нельзя сейчас молодежи кинуть лозунги и соблазнить ее гаджетами,и построить ее в кремлевские или прокремлевские ряды. Так молодежная политика не делается. Молодежь по идее ведь не конформна. Во всяком случае, кто не был нонконформистом в юности, тот и не был молод. И вопрос в том, кто стал консерватором в старости. Это, как вы понимаете, тоже необязательно, потому что очень многие мои сверстники так консерваторами и не стали. И сейчас быть консерватором очень затруднительно – просто повестки нет никакой, кроме борьбы с оппозицией, о чем тут говорить-то?

Кстати, отсутствие этой повестки очень сказывается в статьях новых теоретиков режима или старых обновившихся теоретиков режима, не буду их лишний раз упоминать, чтобы не пиарить. Но сейчас как бы у нас взрыв теоретической мысли в лоялистском лагере. Они все придумывают новые терминологии и все пытаются рассказать, как популярен Путин во внешнем мире, как все к нему тянутся, как все хотят противостоять англосаксонской диктатуре, и Путин стал чуть ли не стал лидером нового неприсоединения. У всех этих ребят, конечно, серьезные проблемы с когнитивной адекватностью, но бог с ними. Просто они не могут выдумать повестку для молодежи, потому что молодежь лучше чувствует фальшь. У меня есть хороший критерий для литературы: дети плохой еды не едят. Им еще не успели объяснить, что бывает голод, и надо есть все. Поэтому плохую литературу они не читают, на фальшь они чутки и не падки. Вот поэтому никакой молодежной политики сверху сформировать нельзя, а те люди, которые шли на «Немцовском марше» и, по крайней мере, наполовину контингента, там присутствовавшего, были люди очень молодые, внушают определенные надежды. Тем более потому, что они Немцова во власти вообще не помнят – их тогда еще просто не было. А что касается их отношения к российской политике – они застали в своей жизни только Путина. И за это время Путин только успел их переутомить. Вот это ощущение усталости от одного формата правления и от мегатонн лжи, которую они слушают по телевизору, лжи истерической, – это очень чувствовалось. Это те люди, которые уже разговаривают на другом языке. Много ли их – ну, наверное, много. На марши выходит, как правило, ничтожная доля процента тех, кто так думает. Потому что вообще выйти на марш – это довольно резко поменять свою жизнь, это же надо понимать, что ты попадаешь сразу в разработку. Но при этом это интересно, многих это интересует.

«Какой будет послетрамповская Америка?» Если принять во внимание, что транзит власти будет традиционно спокойным – я в этом почти убежден, – думаю, что послетрамповская Америка будет интеллектуально более подготовленной. Я говорил уже о том: если такой вот kick, такой пинок получает здоровый организм, он активизируется. Здесь вся Америка получила сильную интеллектуальную провокацию. Ее встряхнуло, и поэтому Америка после Трампа обещает быть более единой, потому что все прелести раскола она уже хлебнула сполна. Во-вторых, как мне кажется, более интеллектуальной; в-третьих, что ли, боле моральной, более морально готовой к каким-то переменам. Есть надежда на это, потому что от Трампа тоже многие устали. Хотя многие продолжают оставаться его активными сторонниками. Как всегда самые горячие сторонники – это люди из России, желающие быть святее Папы Римского. У меня есть чувство, что даже фаны Трампа в Штатах сегодня не то чтобы передумали. Они как бы удовлетворены. Им хватило, им оказалось достаточно. Есть надежда, что этим можно как-то довольствоваться.

По материалам "Один" Эхо Москвы подготовил В. Лебедев