Бульбяной магический реализм

В 1980 году арестован по обвинению в запрещённом частном предпринимательстве  («тиражирование магнитных лент с западной музыкой  с целью наживы»), год находился в следственном изоляторе и полтора на поселении (на «химии»). В 1987 году с семьей эмигрировал в США, живёт в Нью-Йорке. Вместе с ним эмигрировали  два его брата. Братья имеют музыкальный магазин на Брайтон бич.

Началось все с почтальона в шесть утра: «Вам срочная телеграмма». Я открыл дверь. В дом, толкаясь, ввалились менты в гражданке:
«Согласно постановлению прокурора Первомайского района...». Обыск.
Они прекрасно знали, где что лежит, да мы ничего и не прятали. Куда ты спрячешь коллекцию в тысячу дисков, аппаратуру, двадцать ящиков магнитной ленты, которые месяц назад привезли из Шостки. Наличных денег они не нашли и, видно было по всему, разочаровались. Выложили на столе в столовой смешные родительские накопления, которые непонятно от кого, старики прятали по пиджакам в папиных костюмах, мамину ювелирку из пепельницы в серванте, обручальное кольцо моей двадцатилетней жены.
Два дня в КПЗ городского управления в компании с подсадным. Ночью сосед не спал, на слабых руках подтягивался к решетке, смотрел на ночную улицу, на перекресток с мигающим желтым светофором.
— Что там? – спросил я.
— Никак не могу понять, где я нахожусь, — сказал он.
Играли в коробок. Я проиграл и с изумлением смотрел на то, как он быстро съел мою, принесенную из столовой, порцию. Присел над парашей, как баба над ведром. Спросил:
— Куришь?
Я отрицательно покачал головой. Достал из грязной наволочки, где хранилось его имущество, пачку Памира, закурил и сказал:
— Сигареты шестого класса. У ментов против меня ничего нет. В пятницу они чистят КПЗ, меня выпустят. Если хочешь передать что–нибудь важное своим, только на словах, я передам».
Я театрально оглянулся по сторонам поманил его рукой, сказал в ухо первое, что пришло в голову: «Брекс, фекс, пекс, кекс». Он обиделся.
СИЗО. Три попкаря избивают, повалив на длинный стол, вора. Вор отказывается подчиниться их командам.
И первый месяц в камере с двумя стукачами – явным, про которого все знают, что он стукач и скрытым – скорее всего твоим лучшим другом. Явный угостил меня из своих фармакологических запасов двумя таблетками от кашля. Сели играть в шахматы. Десять граммов кодтерпина совершили свое дело: я сделался дурашливым, болтливым, рассказал ему несколько сюжетов из голливудских фильмов, которые смотрел на видео, выдав за случаи из собственной жизни. Он слушал меня восторженно. На фильме «Почтальон, который стучит дважды» не выдержал и сказал:
— Ну, бля, какая у тебя ахуенная была жизнь. Всего не запомнишь. Позволь запишу.
Я выиграл у него партию, разгромив наголову в миттельшпиле.
Спустя неделю, за помощь в составлении кассационной жалобы — порция манной каши, спичечный коробок сахара и четыре таблетки кодтерпина. Я запил таблетки сладким чаем, а через час меня вызвали к следователю...
Нет, я не испугался, я уже все понимал.
Первый раз они лажанулись еще неделю назад, когда попкарь повел меня в административный корпус "играть на пианино". Случилось это на переходе из нового здания в старое. И хотя выводной все время стучал ключами по лестнице, по трубам, по разным металлическим предметам, рабочие сцены загримированные под шнырей, не справились с отклеившейся декорацией, я увидел в открывшейся дыре незнакомый ночной город. Остановился, спросил у попкаря:
— Где это?
Он ткнул меня ключом в бок:
– Не останавливаться, руки за спину, по сторонам не смотреть.
В комнате, задекорированной под кабинет, сидел артист. Я помнил его по сериалу, он играл майора пограничника.
— Следователь по особо–важным делам Прокосенко, — представился он.
Я шагнул навстречу и протянул руку:
— Обвиняемый по статье 160 часть вторая...
Майор машинально ответил на рукопожатие.
— А что такого особо–важного в моем деле? – спросил я.
Он ответил:
— Ни–хе–ра!
— Ну, так отпустите меня домой.
— Нельзя.
— Почему.
— Это будет нарушением физики мира.
— К черту вашу физику. Вы знаете, чем меня здесь кормят.
— Мне очень жаль, — сказал майор и развел руками.
— Ладно, — сказал я ему примирительно, — по–моему мы занимаемся с вами чем–то не тем. Давайте лучше во что–нибудь сыграем.
Вернулся в камеру к обеду. Звукоинженеры гремели в коридоре дюралевыми мисками. Мои сокамерники — товарищи по неволе, собирались за длинным столом. Когда все уселись, я постучал ложкой по пустой кружке и сказал:
«Друзья сегодня я совершил открытие и спешу поделиться с вами. Нас обманули и продолжают обманывать ежесекундно! Нашу волю сломили. Мы жертвы тотальной мистификации. Никакой тюрьмы нет. Вся эта тюрьма – фуфло, слошная подъебка и дешевая декорация. Вы думаете, что это металлическая решетка, вмурованная в стену двухметровой толщины. Вот, смотрите, что я сейчас сделаю.»
Подошел к окну, вырвал решетку вместе с намордниками и с грохотом бросил на бетонный пол. Зеки вскочили из–за стола, сгрудились возле оконного проема и заворожено смотрели на десятиэтажный океанский лайнер, который медленно проплывал в невозможной близи. На верхней палубе тетка в грязном белом халате с передвижным лотком торговала горячими пирожками с повидлом.