А ты кто такой?

13-09-2020
  • Burov Alexey2

    Человек как вопрос

    Что составляет сущность человека, его самое главное? Есть немало глубоких ответов на этот вопрос, объединенных импликацией его важности. А раз так, раз важность вопроса первична в отношении любого конкретного ответа, то не содержится ли ядро ответа уже в вопросе? Иными словами, нельзя ли определить человека через вопрос о себе, как ищущего свое определение, истину о своем бытии? Помимо определенной элегантности, такой самореферентный ответ был бы поддержан не только авторитетом Дельфийского божества с его вечно-волнующим познай самого себя, но и общим центром всех великих учений.

    Накопленная человечеством мудрость в конечном счете антропоцентрична; в ее фокусе всегда сияет один и тот же инвариант — вопрос о сущности человека, о том, кто я. Но позвольте -- могут здесь возразить -- ведь люди редко так уж прицельно задаются этим вопросом; люди в основном заняты конкретными задачами: работают, учатся, заботятся о близких, и так далее, так что на такие философские вопросы обычно не остается ни времени, ни возможности; и что же, они от того уже и людьми считаться не должны? Всё верно, ответил бы я, но если человек уже до такой степени заземлился, что стал полностью глух, безразличен к вопросу о своей сущности, то не следует ли его считать заживо умершим или, как минимум, крепко спящим? Не знаю кто как, но я бы дорого дал, чтобы Бог избавил меня от встреч с подобными зомби, безнадежно спящими как-бы людьми. Какие бы ни были у человека проблемы с работой, семьей, государством, каковы бы ни были его познания по физике или истории, разделяй он ту, иную, или никакую религию — встреча с ним может раскрыться как благо. Но если этот человек столь беспробуден — нет, пусть мои пути никогда не пересекутся с подобными существами. Прав был Эрнест Ренан: «в действительности индивидуум является в большей или меньшей мере человеком, в большей или меньшей мере сыном Божьим». Остается актуальным комментарий Жюльена Бенда, данный этому высказыванию почти век назад в «Предательстве интеллектуалов»:

    Современные эгалитаристы, не понимая, что равенство может быть лишь в области абстрактного, что сущность конкретного – неравенство, показывают, кроме своего недопустимого политического невежества, чрезвычайную грубость ума.

    Хорошо, примем такую дефиницию человека, через вопрос о себе, как его центр и сущность. Значение вопроса становится предельным. Предельно значимые вещи имеют особое наименование — святыни. Просто ценные вещи можно менять одну на другую, при ценовом эквиваленте. Святыня же цены не имеет, или таковая бесконечна. Святыни не обмениваются ни на что, даже на другие святыни; а если все же приходится выбирать между ними, то вопрос оказывается трагически неразрешимым. Подчеркнем, что данная святыня решительно отличается от частных, особенных святынь, ограниченных индивидуальными, семейными или национальными границами. Святыня человека как такового, к которой принадлежит и вопрос о нем, безусловна, универсальна, категорична. Она и задает кантов категорический императив: «поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своём лице, и в лице всякого другого так же как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству».

    Итак, вопрос о сущности человека столь же свят, сколь и сама сущность, человечность сама по себе, ибо одно неотделимо от другого. Вопрос, однако же, требует ответа или ответов; иначе он бессмыслен. Что же может быть здесь ответом? А что не может? Безусловная святыня есть универсальная бесконечная ценность, а стало быть, ее уничтожение есть, со всей категоричностью, бесконечное злодеяние. А раз так, то категорически неприемлемы те ответы, что уничтожают вопрос, снимая его, дискредитируя, или закрывая.

    К такого рода ответам относятся все отсылки к произвольности, случайности или бессмысленности ответов. Например — человек есть то, кем ему вольно себя определить. Если сущность человека — не более, чем его произвольное мнение, если все утверждения о сущности равноправны, то они и равно-ничтожны, будучи приравнены к произвольным фантазиям и капризам. Есть и объективистские варианты уничтожения человека — например, сциентистский: человек есть результат эволюции, законов природы и случайности. О природе законов, почему они именно таковы, почему они оказались познаваемы объявившимися необходимо-случайными существами, при этом либо не спрашивают, либо полагают законы тоже делом случая. Бессмысленные законы и случай оказываются ответом на вопрос о человеке, бессмысленном детище незнамо откуда взявшихся безумных сил. Вопрос оказывается снят через дискредитацию, что и обнаруживает, стало быть, ложность такого ответа. Злодеяние, стоящее за этим ответом, не обязательно входит в намерение отвечающего, но оно присуще ответу по существу: человек таким ответом уже уничтожен, став столь же случайным и бессмысленным, как и любой ответ о нем. Философское основание любому преступлению тем самым уже подведено.

    Другой способ снятия вопроса — его табуирование. Вопрос может оказаться в числе неприличных, или слишком опасных, или всегда неуместных, так или иначе нехороших. Мол, да, проблема есть, но говорить о ней — признак дурновкусия, глупости и невоспитанности. Или — да, вопрос есть, но есть и правильный ответ: бороться со всем прогрессивным человечеством за все хорошее против всего плохого, и лучше всего на этом тему закрыть, ради нашей с вами безопасности. Люди, принимающие такие варианты, совершают философское самоубийство, превращаются в зомби — тем вернее, чем надежнее их табу.

    Вопрос может уничтожаться и отключением ядра личности, откуда он исходит — через наркомании, иррациональные экстатические культы, любые формы самозабвения, вплоть до самоубийства. Особым способом устранения вопроса является подключение к тоталитарным группам, где индивидуальность теряется, растворяясь в подчиненном лидеру едином 'мы'. Идеология таких групп может носить самый разнообразный характер, от псевдо-мистического до псевдо-рационалистического, от эзотерически-замкнутого до утопически-революционного.

    Но каким же может быть ответ на вопрос о человеке — совместимый с его достоинством, святостью его сущности? Сказанное означает, что ответ должен даваться, но не может исчерпываться. Он не может состоять из конечного набора элементов, ибо все конечное ничтожно по последнему счету. Ответ должен быть, быть важным и содержательным, и вместе с тем не вполне быть — оставаться открытым, незаконченным, требующим существенных дополнений. Вопрос, получивший законченный ответ, перестает быть вопросом. Ответ должен быть сразу и универсальным, и индивидуальным. Если он лишь универсален — он безразличен ко мне, и мне останется лишь отплатить ему тем же. Если он лишь индивидуален — он уничтожается временем. Ответ, уничтожаемый временем, обнуляет и самого человека, независимо от того, идет ли речь о времени жизни человека или вселенной. А коли так, то уничтожаемый временем ответ должен быть признан ложным и потенциально гибельным.

    Ответы, так или иначе реализующие обозначенные требования, даются определенными религиозно-философскими учениями. Наиболее мощные комплексы некоторых из них порождают цивилизации, развиваясь далее внутри них. По цивилизациям можно судить об их комплексах учений. Цивилизация есть опыт применения такого комплекса; в ней раскрываются его истины и заблуждения. Учения можно судить по их цивилизациям как по плодам — по плодам их узнаете их. В определенном смысле, цивилизация есть эксперимент, в отношении которого ее комплекс учений играет роль теории. Истина теории раскрывается через эксперимент и наблюдение.

     

    Цивилизация как ответ

    Подчеркнем еще раз: цивилизация, взятая вместе со своим генетическим комплексом учений, своей мудростью, может пониматься как ответ на вопрос о человеке, о смысле, или смыслах, жизни, ее высших задачах, ценностях, святынях. Отношение индивидуума к святыне — служение и жертва, прежде всего. Создание и развитие цивилизации — дело трудное и долгое, требующее многовекового конструктивного сотрудничества, жертв сегодняшним ради будущего, в конечном счете — ради высших святынь. Все это требует твердых нравственных качеств, которые и задаются базовыми учениями. Если эти качества оказываются слабы, если базовые учения с их святынями перестают восприниматься всерьез — цивилизация будет разрушаться и гибнуть. Строительство цивилизации, подчеркнем еще раз — долговременная коллективная жертва или инвестиция. Зачем горожанам веками строить величественный собор, требующий немалых средств? Не лучше ли пропить и проесть эти денежки, погулять, пока живы? Зачем судье судить справедливо, если за несправедливый приговор хорошо заплатят, а за справедливый могут и убить? Почему бы служащему не прикарманить из казны, если не заметят? Зачем ему вообще служить старательно, если и так сойдет? Почему бы в случае финансовых затруднений человеку и не ограбить кого-то? Почему бы полицейским не приехать попозже на место преступления, не рискуя уже ничем, а то и войдя в число бенефициаров преступного мира? Эти и подобные им деструктивные мотивации многократно усиливаются бременем накапливающихся, смешанных с завистью, обид, ресентимента — на близких и дальних, а в особенности на тех, кто преуспел несправедливо, будь эта несправедливость реальной или иллюзорной. Зачем я буду вкладывать силы в мир, если он весь во зле, если преуспевают и правят лишь злые и бесчестные? Начни копить обиды — и дело пойдет… Важнейшая сторона мудрости цивилизации — снятие ресентимента.

    Ресентимент неразрывно связан со свободой, чьи возможности кажутся загубленными злыми людьми или несправедливыми небесами. Поэтому один из традиционных путей его снятия — принципиальное избавление от свободы, акцент на неколебимом послушании гармонии природы и традиции, на безусловном следовании рутине или мудрости руководства. Это лекарство может быть весьма эффективно, но у него есть существенный дефект: подавление свободомыслия, а стало быть, и общественного развития. Учения послушания либо замораживают достигнутый общественный уровень, либо ведут к постепенной деградации; таковы доминанты традиционных религий ближнего и дальнего Востока. Второй путь освобождения от ресентимента реализован учениями отречения: все материальные обстоятельства рассматриваются как иллюзорные или несущественные. Свобода здесь вполне может сохраняться; ресентимент, однако, теряет свое жало вместе со значением материального мира. Таковы по преимуществу учения Индии, включая буддизм; таковы же платонизм и гностицизм.

     

    Основание Запада

    Генетический комплекс учений Запада, его особая мудрость, включает Библейскую веру, Греческую философию и связанные с ними Греко-Римские политические идеи и практики универсального государства и права. Кроме того, в становлении Запада важную роль играл феодальный плюрализм, разделение центров церковной власти и многочисленных центров власти светской. В силу исторических обстоятельств, это разделение произошло на Западе Средиземноморья и не произошло на Востоке. Уникальный творческий импульс, задаваемый противоречивым синтезом этих начал в условиях политического плюрализма Запада, находил свое выражение в росте университетской учености, развитии искусств и ремесел, географических и научных открытиях, техническом прогрессе и расширении сферы свобод Западной цивилизации.

    Религия Запада, Христианство, уже есть определенный синтез Библейской веры и Греческой философии. Как и другие великие религии, она содержит начала послушания и отречения. Запад, однако же, не стал бы тем, что он есть, без третьего начала христианства, творческого. Это третье начало выражено в сказаниях о сотворении мира как хорошего и прекрасного, о сотворении человека по образу и подобию Создателя и о шаткости и слабости свободной человеческой души, о трудных задачах человека, его восхождениях и падениях, о действиях Бога, нацеленных на  возвышение человека. Это начало выражено в образе воплощенного Бога-Сына, мудрого и кроткого учителя, в жертве Его Собой ради спасения каждого из нас. В силу этого начала, человеку не должно уходить ни от мира, на что склоняет второе, индо-гностическое начало, ни от свободы, на что склоняет первое, ближне-дальне-восточное, но принимать мир как трудную задачу, разделяя с Небесным Отцом ответственность за всё и всех. Все обиды здесь могут быть сняты. Вопрос за что мне такое от Тебя? замещается другим — что я еще могу сделать вместе с Тобой и ради Тебя? Среди всех элементов Св. Писания христиан нет ничего значительней того короткого текста, что положено произносить хотя бы трижды в день: после пробуждения, перед основным приемом пищи и перед сном — молитвы Господней, «Отче наш». Этот самый главный текст христианства, прямое обращение к Богу как Отцу, указывает лишь на одно конкретное дело произносящего, «и остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должникам нашим», и указывает столь эффективно, что тем дело и исполняется. Если прощение Богом моих проступков зависит от прощения мною моих злодеев и обидчиков, то что и говорить о зависти к тем, кто мне вообще ничего дурного не делал. Обращаться к Богу с такой молитвой и лелеять при этом в душе злые чувства — просто невозможно.

    Библейское учение о мире как произведении всеблагого Творца и о человеке как созданном по образу и подобию Бога имело первостепенное значение для развития естествознания. Оно задавало безграничную возможность познания Космоса и его святость, как особой формы причастия Небесному Отцу. Греческий Рационализм перешел в Средневековье своими обоими составляющими, Платоновой и Аристотелевой. Аристотелевский дискурс вел к эмпирическому познанию, к детальным рассмотрениям и классификациям природы, культуры и социума; Платоновский же побуждал к поискам универсальных математических теорий, как самих по себе, так и в плане естествознания. Оба направления развивались в росшей общеевропейской сети университетов и научных обществ, изъясняясь вплоть до эпохи Просвещения преимущественно на едином языке учености, Латыни. Научный эксперимент ставил запрос на технические изобретения, побуждая и к  изобретательству для практических нужд.

    Величайшая опасность для Христианства содержится, однако же, в нем самом. Расширение пространства свободы и веры в разум с неизбежностью приводили к критике Христианства — вначале его институтов, из чего родилась Реформация, а затем и самих религиозных основ, что привело к Просвещению с его деизмом, скептицизмом и атеизмом. Глубокие и таинственные истины Христианства скроены из иной материи, чем представляющиеся ясными и отчетливыми истины разума. Поверившим в последние как в основание всего и вся, ослепленным их ясностью, первые будут казаться нелепыми и абсурдными предрассудками. Уничтожая 'предрассудки', они будут губить самое основание цивилизации, сердцевину понимания человека, его высших смыслов и святынь, превращая тем самым человека в безумного монстра, а социум — в дом умалишенных. В определенной степени таковой была уже Французская Революция XVIII века; в еще большей степени таковыми были большевицкая и все марксистские революции.

    Подлинная мудрость соткана из тех начал, которые Нильс Бор предложил называть дополнительными, представленными через инь и янь на его рыцарском гербе, как строгость и милосердие, как дерзновение и покорность, как вечное и творческое, как свобода и предопределенность, как логос и мифос, игра за белых и игра за черных. Когда одно из дополнительных начал сверх меры усиливается за счет другого, мудрость оборачивается глупостью, бессмысленностью или безумием. Великие умы Нового Времени, основоположники физики, от Галилея до Ньютона, не были фанатиками разума; книга божественных откровений читалась ими с тем же святым вниманием, как и книга природы. Декартова философия начинается с постановки вопроса о достоверности знания. При всей глубине и смелости его размышления, оно касается истин веры лишь в одной, философски необходимой точке: Бог не обманывает и не даст нам стать безнадежными жертвами обмана и заблуждений, откуда бы таковые ни исходили. Никаких иных теологических вопросов Декарт философски не рассматривал. Католическое учение он брал на веру, молясь Пресвятой Деве как добрый католик, а не как блюститель ясности и отчетливости. В грандиозном успехе физики Ньютона нетрудно, однако же, было усмотреть сплошное торжество разума в космическом масштабе — особенно людям узко-рационалистического склада ума. Вольтер прямо писал, что небесная механика Ньютона доказывает существование Бога — но не того, что слышит молитвы, а Мастера, собравшего вселенную как часы, что идут потом сами собой. Не слишком удивительно, что эпоха Просвещения, воодушевленная успехами естествознания, уверенно поставила ясный и отчетливый разум высшим судией всех без исключения истин. Разум, как известно, не терпит противоречий, а мудрость, с ее дополнительностями, вся из их сопряжений и состоит; так что провал мудрости на экзамене разума был предопределен.

     

    Редукция мышления

    Культ разума, провозглашенный Просвещением, потребовал объяснять мир и человека в ясных и отчетливых терминах, через отыскание понятных научных механизмов возникновения и существования. Закон Всемирного Тяготения прекрасно объяснил орбиты планет — вот в таком духе и следует мыслить о чем бы то ни было. Что же до темных вопросов — почему законы такие, а не другие, почему они оказываются познаваемыми, в чем смысл и ценность познания,  кто такой субъект и откуда он взялся, что такое добро и зло — эти и подобные им вопросы надо оставить поэтам и попам, а серьезным мыслителям даже и не к лицу отвлекаться на них. Темные вопросы разумом неразрешимы, а стало быть и значения не имеют, одна пустая трата времени с ними, да еще и с опасными конфликтами впридачу. Культ разума, таким образом, редуцировал мышление до рационально-методического, соотносимого с универсальными наблюдениями. Обо всем, включая и самого человека, требовалось думать именно в таком ключе: найти кубики, из которых состоит объект познания, и найти закон взаимодействия этих кубиков — вот такие задачи только и могут иметь смысл. Законы природы надо объяснять из еще более общих законов, пусть пока и неизвестных, а откуда самые общие законы взялись — нет смысла спрашивать. Может, через тысячу лет наука найдет такой смысл — ну тогда и поговорим. Ценности можно описывать тоже через какие-то кубики — выживаемость, биологическая предрасположенность, случайность — но утверждать истинность одних ценностей против других нет никаких научных оснований. Наука ничего не может утверждать об истинности или ложности должного, только объяснять представления о должном через элементы, из которых они сложились под действием определенных безличных причин. Химия скажет о молекулярном составе человека, анатомия — о его основных органах, когнитивистика — об алгоритмах обработки данных мозгом-компьютером, психология — о механизмах психики, социология покажет работу этих алгоритмов и механизмов на уровне общества. Вот вам и ответ, кто есть человек. Физика объясняет вселенную, а биология — жизнь. Дарвин объяснил происхождение видов. Это не то, что вы искали? Ну, идите тогда к попам и поэтам, они наговорят всего, чего хотите. А серьезные ученые дают вот такие строгие ответы, даже если они кому-то и не нравятся. Да, много еще неизвестного, но любознательные учёные работают, находят новые ответы, а из них следуют новые вопросы.

    Таков порожденный культом разума сциентизм, редукция мышления до научного и наукообразного. Будучи оборванным и некогерентным мышлением, сциентизм захватил академические массы не в силу своих интеллектуальных или философских достоинств, но строго наоборот — в силу своей узости, сосредоточения на методическом познании и отбрасывания самых главных вопросов. Ницше писал о духовном илотстве ученых: жесткая профессиональная конкуренция требует овладения гигантским объемом специальных знаний и навыков, так что ни на какое иное образование уже не хватает сил и времени. Но картина мира создается не методическим, а свободным мышлением. Нет и не может быть учебников и инструкций по отношению к самым важным вопросам, по построению картины мира. Если это построение подлинно, оно начинает с постановки под вопрос всего дотоле построенного, двигаясь далее свободно, а не по методе. Но в университетах учат другому — наработанным методам решения конкретных задач, учат профессии. И после университета еще много сил надо вкладывать, чтобы в профессии удержаться и преуспеть. Так что, одно из двух: или методическое мышление и есть единственно ценный и надежный путь к истине, пусть и ограниченной, а философское свободное мышление — это забава или самоутешение или еще что, но только не путь познания реальности. Или же, напротив, именно философское мышление и выводит к самым важным вопросам о мире и человеке, и, может быть, даже их решениям, а методическое мышление, в лучшем случае, предоставляет для того лишь полезный материал или данные.

    В первом случае, эксперт оказывается причастным самому главному, подлинному пути к истине, по которому он сделал какие-то шаги. А во втором, эксперт, даже весьма успешный, но чуждый философии, оказывается в положении человека низшего ранга, даже не узнавшего, что такое настоящее мышление. Много ли найдется ученых, да еще и преуспевших, готовых хотя бы гипотетически допустить второй вариант? И спрашивать нечего, вопрос риторический. В этом все и дело, здесь и корни сциентизма, этого шовинизма научного мышления. Характерно, что среди основоположников физики, вплоть до квантовой механики, сциентистов не было, за единственным возможным исключением молодого Дирака. Но и Дирак уже к среднему возрасту стал осознавать философские основания бытия и познания, выступать как философ-платоник; закончил же он жизнь регулярным церковным прихожанином. Такое решительное отличие между отцами физики и ученой массой в целом неудивительно. Установление основания науки требует не методического, а свободного мышления; методы появляются позже, как постройки на уже положенном основании. Иными словами, отцами науки могли быть лишь философы. Ученые же, предоставленные самим себе, в своей массе обречены на сциентистскую редукцию мышления, последствия чего глубоко деструктивны. Будучи апологией бессмысленности, сциентизм уничтожает философию, этику и религию. Его разрушительная сила весьма велика; она проистекает из соединения восхищения наукой, ограниченности объективированного мышления, экзистенциального страха и гордого стремления удержать достоинство в бессмысленности. Освобожденное либеральным мировоззрением от необходимости религиозно-философского образования, ученое сообщество падает в сциентизм с неизбежностью камня, потерявшего опору. Будучи весьма крупным, этот падающий камень сносит на своем пути всё, все основания цивилизации — не только общечеловеческую этику, но и саму веру в разум, лежащую в основании науки. Если спрашивать о смысле вселенной, о смысле жизни бессмысленно, если любой ответ может иметь причину, но не резон, то и в науке, и в самом разуме смысла никакого быть не может. А раз так, то все нарративы равноправны; любая декларация неравноправия есть акт произвола и подавления одного мышления другим. Таким образом сциентистская редукция мышления переходит в постмодернистское самоубийство разума.

  • Первая часть работы Алексея Бурова «.Опасная мудрость Запада».
  •  

    Продолжение здесь и здесь

Комментарии
  • scholast - 13.09.2020 в 04:47:
    Всего комментариев: 230
    Дорогой Валерий Петрович, спасибо за публикацию первой части статьи! Текст в целом назван мной "Опасная мудрость Запада" — м.б. стоит это как-то обозначить? Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 2 Thumb down 3
    • redactor - 13.09.2020 в 08:06:
      Всего комментариев: 1758
      В конце статьи сказано: Первая часть работы Алексея Бурова «Опасная мудрость Запада». И даны линки на два продолжения (станут работать завтра, когда продолжения Показать продолжение
      Рейтинг комментария: Thumb up 3 Thumb down 3
  • Уфч - 13.09.2020 в 09:28:
    Всего комментариев: 1210
    Хосподя, убей всех графоманов - сожги их живьём на ватниках! Буду ругатися: русский язык на Восточно-Европейской равнине монолитной глыбой с раннего средневековья. Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 5
  • Уфч - 13.09.2020 в 09:45:
    Всего комментариев: 1210
    "Генетический комплекс учений Запада". А ещё есть какой "комплекс учений Запада"? Давай - анализ комплексов учений.
    Рейтинг комментария: Thumb up 2 Thumb down 3
  • PP - 13.09.2020 в 19:28:
    Всего комментариев: 923
    В.П., извините, что не в тему и не к месту. Я вам написал мессидж 5 дней назад. Но сегодня пришло мне это A message that you sent could not be delivered to one or more of its recipients. This is a permanent error. The Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 0

Добавить изображение