Египетские странности

10-07-2022
  • Извлечение из исследования выдающегося египтолога и знатока иероглифистики Перепёлкина Юрия Яковлевича (1903—1982) «История Древнего Египта». Тему о попытке введения монотеизма фараоном Эхнатоном мы уже давали. Но теперь есть смысл посмотреть, как ее подает великий профессионал египтологии (с фактологией, но без объяснения причин, почему Эхнатон на 6 году правления предринял свой переворот): 

    Начало и конец фараона Солнце

    Около 12-го года своего царствования Ах-на-йати (Эх-не-йот) (так Перепелкин передает, ближе к древнеегипетскому звучанию,  привычное нам имя Эхнатон- ВЛ) пошел на окончательный разрыв с прошлым. Теперь фараон объявил войну уже не одному Амане (Амуну), но всем старым богам вкупе. Мероприятия следовали одни за другими. Сначала было переделано пространное имя солнца, откуда были удалены слова «Хара (Хор)» и «Шау (Шов)» («солнце»), напоминавшие прежних богов. Солнечное имя после переделки получило такой вид: «Рид (Рэ), властитель небосклониый, ликующий в небосклоне под именем своим как Риа (Рэ), пришедший солнцем». По неизвестным причинам было изменено и одно из сопроводительных прозваний. Из прозваний самого царя были выброшены обозначения тысячелетней давности, отождествлявшие его со старыми государственными божествами. Слово «мать» стали писать буквами, а не знаком коршуна, так как коршун считался священной птицей жены Аманы (Амуна (привычный нам Амон – ВЛ) — Мут. Было запрещено писать слово «правда» знаком, изображавшим египетскую богиню правды Муа (Мэ). Со временем был изгнан из письма даже знак игральной доски, потому что он был основным в написании имени Аманы (Амуна) (этот знак обозначал сочетание согласных мн). Имя отверженного Аманы были уничтожено везде, где только его нашли: на стенах храмов, на вершинах столпов, в гробницах, на изваяниях, на плитах, на предметах дворцового обихода, даже в клинописных посланиях иноземных владетелей. Не щадил Ах-на-йати (Эх-не-йот (Эхнатон) и имен отца и деда, Аман-хатпи (Амен-хотпа) III  (Аменхотеп - ВЛ). В одном только случае имя отверженного бога избегало преследования — в первоначальном имени самого царствующего фараона «Аман-xamnu (Амен-хотп), бог, властитель Уисы (Висе)», да и то лишь тогда, когда его почему-то не переправили в «Ах-на-йати (Эх-нейот)». Если в новой столице знаки коршуна и игральной доски только выходили из употребления, а в надписях предыдущих лет не уничтожались, то в опальном Нии (Нэ) известно много случаев истребления обоих знаков на старых памятниках в словах, не имевших ничего общего ни с Аманой (Амуном), ни с его женой.

    Дело доходило до того, что уничтожали изображения охотничьих гусей-приманок на гробничных стенах на том основании, что гусь считался священной птицей Аманы (Амуна). Имеются примеры изглаживания знака бараньей головы в прежних надписях, потому что баран тоже почитался за животное Аманы (Амуна). Нечего и говорить о том, что изображения недавнего «царя богов» подверглись повсеместному уничтожению. Кое-где в Нии (Нэ), а также вне его уничтожены были имена и изображения других старых божеств. Известны случаи истребления в прежней столице множественного числа слова «бог» — «боги». По египетским представлениям, уничтожение изображения и имени поражало самого изображенного и поименованного.

    Эх-не-йот

    Картуш фараона Аменхотепа IY с новым именем  "Угодный Атону"

     

    Вскоре после переделки солнечного имени, следовательно около того же 12-го года, Ах-на-йати (Эх-не-йот) отверг само слово «бог» — в единственном числе. До того солнце Ах-на-йати (Эх-не-йота) звалось «богом», равно как «богом» звался и он сам. Теперь слово «бог» было устранено из речи — не только в самостоятельном употреблении, но и в составных словах («двор бога», «слуга бога», «то, что под богом» — в смысле «храм», «жрец», «кладбище»). Где прежде в солнцепоклонническом славословии царское солнце звали «богом», там теперь прославляли взамен слово «властитель». Где прежде в славословии или титле, будь то царя или сановника, Ах-на-йати (Эх-не-йота) величали «богом», там теперь значилось «властитель» или «владыка обеих земель». Сочетание «властитель добрый», заменившее прежнее «бог добрый», стало излюбленным обозначением фараона и прямо-таки наводнило памятники. Иногда «властителем добрым» стали называть и само солнце.

    За этим мероприятием последовали другие. Из письма был удален знак, изображавший человекоподобного египетского бога и писавшийся после обозначений мужских египетских божеств. До того этот знак употребляли в столице невозбранно, после любых обозначений солнца. Теперь вместо этого знака стали употреблять знак, изображавший фараона, свойственный фараоновским обозначениям. Участь человекоподобного знака бога разделил в значительной мере знак, писавшийся в скорописи сокращением отнюдь не человекоподобного знака, а древнего знака сокола на древке. До 12-го года скорописные пометки на сосудах с заготовками пестрели определителями божественного после наименований солнца. Случаи, когда этого знака нет, исчисляются единицами.

    12-й год явился переломным: в большей части примеров знак уже опущен. В последующие годы в подавляющем большинстве случаев определитель божественного после наименований солнца опущен. Как царя, так и само солнце перестали считать богами. Отныне оба со строгой последовательностью считались только царями. Старым «богам» себя и свое солнце Ах-на-йати (Эх-не-йот) противопоставил как царей. То было полное отвержение старых богов, вплоть до отказа от слова «бог», их обозначавшего, и от знаков письма, их зрительно или мысленно представлявших. Одновременно то было полное торжество и завершение представления о солнце как о фараоне.

    В своем окончательном, завершенном виде царепоклонническое солнцепочитание представляло необыкновенное, очень своеобразное, единственное в своем роде явление среди всех прочих видов почитания природы. До переделки солнечного имени, до 12-го года, новое солнцепоклонничество, несмотря на воцарение солнца, все еще выступало в обличье богопочитания, продолжало видеть в солнце и в фараоне богов, а не только царей. После переделки солнечного имени новая вера сбросила с себя это обличье, стала видеть и в фараоне и в солнце только двух царей. Неслыханное новшество, впрочем, никак не затрагивало ни представлений о солнце как создателе и промыслителе мира, ни храмовой службы. Какими они были в предшествующие годы, такими они и остались.

    Солнцепоклонничество Аман-хатпи (Амен-хотпа) IV — Ах-на-йати (Эхне-йота) никогда не было единобожием. В своей солнцепоклоннической столице изо всех сил природы он чтил одно солнце, но это вовсе не означало, что он считал «богов» несуществующими. Напротив, они представлялись ему действенными силами, в первую очередь «царь богов» Амана (Амун). Иначе откуда взялась бы вся эта мнительная, все возрастающая мелочность в преследовании их имен и знаков? Вполне возможно, что объявление войны старым богам сопровождалось обострением отношений при дворе. Во всяком случае, около 12-го года или в последующее время царскому гневу подпали два видных сановника: стольник Па-рин-нафа (П-рен-нуфе) и царский писец, военачальник Майа. Па-рин-нафа (П-рен-нуфе) служил фараону с самых первых лет его царствования и руководил строительством «Дома солнца» в старой столице. Теперь в обеих его гробницах, в Нии (Нэ) и в Ах-йати (Ax-йоте), его имя было изглажено. В гробнице Майи в Ах-йати (Ax-йоте) уничтожены были не только его имя, но и его изображения. Даже жизнеописание, в котором он рассказывал о возвышении царем из нищеты и ничтожества, было замазано. Что привело к падению двух царских приближенных — доподлинно неизвестно, но, может быть, виною была их близость к старому жречеству. Па-рин-нафа (П-рен-нуфе) еще в середине 4-го года царствования состоял «распорядителем слуг божьих (т. е. жрецов) богов всех». Майа в последние годы перед объявлением войны «богам» был не только домоправителем «Единственного для Рии (Рэ)», т. е. фараона, в старом низовом городе солнца Ане (Оне, Илиополе греков), но также «распорядителем быков (т. е. стад крупного рогатого скота) Дома Рии (Рэ)» в том же городе. В длинной, но очень поврежденной надписи, начертанной в гробнице Туту в Ах-йати (Ах-йоте) вскоре по объявлении войны «богам», этот могущественный временщик и верховный жрец царской особы говорил о гибели ослушников фараона на плахе и сожжении их тел (страшной вещи для египтян, пекшихся о сохранности трупа): «Жалуемый тобою (т. е. царем) всякий видит его (т. е. солнце) восходящим, а ненавистный всякий (попадет) на плаху», «подпадает он мечу, огонь — поедает он плоть (его)», «творит он (т. е. царь) мощь против не знающего поучения его, пожалования его знающему его (т. е. царя); противник царя (принадлежит) мраку».

    Полное прекращение поддержки храмам старых богов со стороны фараона не могло не сказаться на состоянии сооружений. Несомненно, преувеличивая, второй преемник Аман-хатпи (Амен-хотпа) IV Тут-анх-амана (Тут-анх-амун) (привычный нам Тутанхамон – ВЛ) так описывал их состояние: «храмы богов (и) богинь, начиная от Иба (Иэба) (Элефантины, т. е. южной окраины страны), [конч]ая болотами (низовой) Топи ... были \бл\изки к забвению, святилища их были близки к гибели, превратившись в развалины, поросли [(такою-то)] растительностью, обители (стали), как то, чего не было, двор их (стал) дорогой (для) пешехода». Если понимать это дословно, так, как написано, то можно подумать, что почитание прежних богов к концу царствования Ах-на-йати (Эх-не-йота) повсеместно прекратилось, что ни храмов, ни жрецов у них уже не было. В действительности дело обстояло далеко не так просто.

    Бесспорно, Ах-на-йати (Эх-не-йот) добился многого. Начатое около 12-го года решительное наступление на старых богов отозвалось по всей стране. Египет неожиданно оказался наводненным именами, сложенными в честь солнца. Люди разного общественного положения, названные при рождении в честь старых божеств, выкидывали их имена из состава своих и взамен вставляли имя солнца. Любопытно, впрочем, что при этом предпочтение отдавали имени древнего бога солнца «Pua (Рэ)», а не отличительному наименованию царского солнца «Йаттш (Йот)». Из деловых пометок на посуде с разного рода заготовками особенно многочисленны пометки, сделанные на сосудах с вином, которое поступало преимущественно с запада Низовья, из виноградников, расположенных очень далеко от столицы. Тем примечательнее опущение в винных пометках знака божественности после обозначений солнца. Даже на окраине страны в отдаленнейших храмовых угодьях следовали царским велениям по части прав описания! А в отверженной столице, в городе Нии (Нэ), люди незаметного, скромного общественного положения всячески избегали употреблять на собственной погребальной утвари как имена и знаки отверженных божеств, так и слово «бог» и знак храмового знамени, которым оно писалось.

    В отличие от новой и старой столицы, в полустоличном Мэмфи (Мэнфе, Мемфисе греков) не были как будто б столь придирчивыми к словоупотреблению. Видимо, вскоре после переделки солнечного имени тамошний служащий храма солнца, притом лицо начальственное, по имени Хайа обзавелся заупокойной плитой с заклинаниями, обращенными к царскому солнцу. Он именует его еще «богом», что, впрочем, неудивительно, если плита действительно указанного времени. Поразительно то, что сам Хайа назван Усири (Усире, Осирисом греков) — в смысле тождества с богом мертвых. В солнцепоклоннической столице не только что для последних, но и для всех предыдущих лет царствования наименование «Усири (Усире)» не засвидетельствовано ни разу. На другой плите, наверное, тоже из Мэмфи (Мэнфе) отец семейства, пусть невидный, но все же государственный служащий, в обоих заклинаниях, обращенных к царскому солнцу (по переделке солнечного имени), носит имя в честь местного бога Птаха — «Птахмайа». Дети названы на солнцепоклоннический лад Па-йати-ма-ху (П-йот-ен-ха) и Маи-риа (Маи-рэ), а в числе родственников есть один Риа-маси (Ра-мосе). В столице в это время люди выбрасывали имя Птаха из своих имен, в частности из «Птах-майа».

    Но «отставание» Мэмфи (Мэнфе) от столицы совершенно блекнет перед тем, что творилось в обыкновеных областных городах. Князь одного такого города, расположенного совсем близко, можно сказать, рядом с солнцепоклонническои столицей (города Нфр-вй-сй), соорудил и надписал изваяние своего отца и предшественника князя Анайа. Почтительный сын, князь Маху, красноречиво толкует о привязанности своего родителя к «Единственному для Рии (Рэ)», т. е. царю, вплоть до преданности его «подчинению», и величает его по-столичному «властителем добрым». Обозначение «властитель добрый» заменило отверженное «бог добрый» после отказа царя от слова «бог». Тем не менее, князь Маху призывает в молитвах отнюдь не солнце, а соседнего, местного бога Хнаму (Хнума) и бога мертвых Усири (Усире) (предусмотрительно не называя его по имени!), зовет последнего «богом большим, владыкой запада (т. е. царства мертвых)», а своего отца — «распорядителем слуг бога», т. е. начальником местного жречества. Впрочем, в обоих случаях, где названо это древнее княжеское звание, сочетание «слуги бога» написано не так, как принято было тогда писать, с почтительным вынесением вперед слова «бог», а так, как произносилось: не «бога слуги», а «слуги бога».

    Эх-не-йот2

    Если совсем близко (в каких-нибудь полутора десятках км) от солнцепоклоннической столицы в самый разгар солнцепоклоннической нетерпимости Ах-на-йати (Эх-не-йота) местное божество и его жречество продолжали открыто пользоваться признанием и поддержкой со стороны местной знати, то на местах, очевидно, царская коса нашла на княжеский камень. Вспомним князя Нахт-мину (Нешт-мина), владетеля города Ипу (Панополя греков), тоже довольно близкого к Ах-йати (Ax-йоту). Этот князь незадолго до 12-го года чтил Агаму (Атома), его мать и Анапу (Анупа, Анубиса греков), чтил в такое время, когда никому при дворе и на ум не приходило упоминать на своих памятниках старых богов. Князь Нахт-мина (Нешт-мин) благополучно пережил Ах-на-йати (Эхне-йота) и сооружал памятники еще при третьем его преемнике фараоне Айа (Эйе). Местная знать, тесно связанная с местным жречеством, возглавлявшая его и входившая в его состав, была той силою, которую преобразователь не мог или не посмел сломить.

    Солнцепоклонничество Ах-на-йати (Эх-не-йота) было слишком царским, чтобы найти живой отклик у народа. Когда на 17-м году своего царствования Ахна-йати (Эх-не-йот) скончался, египетский двор, видимо, не знал, что делать дальше. Память почившего была окружена невиданным почетом. Его преемник присоединил к своим именам как престольному, так и личному, по старинному наименованию, выставлявшему его любимцем покойного: «Анх-хуру-риа, возлюбленный Наф-хуру-рии (Нефр-шепр-рэ)» — престольное имя Ах-на-йати (Эх-не-йота) или «Анх~хуру-риа (Анх-шепр-рэ), возлюбленный Единственного для Рии (Рэ)», «Наф-нафра-йати (Нефр-нефре-йот), возлюбленный Единственного для Рии (Рэ)» или «Наф-нафра-йати (Нефр-нефре-йот), возлюбленный Ахна-йати (Эх-не-йота)». Никто из египетских царей ни до, ни после того не присоединял к своим царским именам ссылок на любовь к нему другого царя. Величали себя в таких случаях лишь возлюбленными тех или иных египетских божеств. Таким образом, Ах-на-йати (Эх-не-йот) заступил их в царском прозвании своего преемника!

    Но положение в стране оставалось крайне напряженным. Двор, видимо, был в растерянности и пошел на соглашение с приверженцами старины. Осыпаясь еще Наф-нафра-йати (Нефр-нефре-йотом) и любимцем преобразователя, новый царь не позже как к 3-му году своего царствования восстановил почитание Аманы (Амуна, - Амона); мало того, к этому году в Нии (Нэ) уже имелся храм Аманы (Амуна) в составе сооружения, названного по самому царю — «Двор Аманы (Амуна) во дворе Анх-xypy-puu (Анх-шепр-рэ) в Висе (т. е. в Фивах)». И там приносили жертвы восстановленному богу. Имя царя «Нафнафра-йати (Нефр-нефре-йот)» — «Добр(озранно) добротою солнце» тождественно с позднейшим добавочным именем царицы Нафт-иты (Нефр-эт), а также четвертой ее дочери, и сродни имени пятой дочери Наф-нафра-рии (Нефр-нефре-рэ). Подобные имена ограничены узким кругом царской семьи; вне ее никто из современников подобных имен не носил. Новый царь был, несомненно, членом царского дома и свое сугубо солнцепоклонническое имя получил от предшественника.

    И вот наступил день, когда из царского прозвания исчезло как это имя, так и ссылки на любовь Ах-на-йати (Эх-не-йота). Теперь фараон именовался вполне безобидно, приемлемым для сторонников старины образом: «Анх~хуру-риа Самнах-ку-риа (Анх-шепр-рэ Семнех-ке-рэ), святой явлениями». Но супруга царя, старшая дочь Ах-на-йати (Эх-нэ-йота) сохранила свое солнцепоклонническое имя — Маи-йати (Ми-йот), что значит «Возлюбленная солнца». Не была покинута и солнцепоклонническая столица, где новым царем ко дворцу Ах-на-йати (Эх-не-йота), и без того огромному, было пристроено еще одно здание, правда, не каменное, а кирпичное, но зато чудовищных размеров (на площади одного его среднего чертога, перекрытия которого покоились на сотнях граненых столбов, уместился бы большой европейский дворец). Не были прекращены и работы на тамошнем вельможеском кладбище.

    Солнце по-прежнему чтили под его враждебном многобожию переделанным именем и продолжали писать его в царских ободках. Лучезарное и многорукое, как при Ах-на-йати (Эх-не-йоте), солнце продолжало озарять на изображениях и новую царскую чету. Более того, в скорописи все еще по привычке избегали знака божественности, хотя в Нии (Нэ) и он, и само слово «бог» были уже опять в употреблении. Слагалось своеобразное двоеверие. Мы не знаем, как кончил Самнах-ку-риа (Семнех-ке-рэ). В чужом гробу и в чужой гробнице на царском кладбище в Нии (Нэ) были обнаружены царские останки, поразительно сходные с останками преемника Самнах-ку-рии (Семнехке-рэ). Большинство ученых считает безымянного мертвеца Самнах-ку-рией (Семнех-ке-рэ). Если это действительно он, то он умер очень молодым, так как останки были двадцатилетнего юноши.

    Приемник Самнах-ку-рии (Семнех-ке-рэ) мальчик Тут-анах-йати (Тутанх-йот, Тутанхамон – ВЛ)), объявленный мужем третьей дочери Ах-на-йати (Эх-не-йота) Анхасна-па-йати (Анхс-эм-п-йот) — вторая дочь умерла еще в детстве — продолжал поклоняться солнцу своего тестя все под тем же поздним его именем и в том же образе лучистого круга. Одновременно он чтил и восстановленных богов. Но так продолжалось недолго.

    Большая часть Сирии была потеряна для Египта еще в царствование Ахна-йати (Эх-не-йота). Анатолийское государство Хатти распространяло все дальше и дальше на юг свою власть. Палестина была охвачена волнениями: «Если посыла(ли) войско в Сирию-Палестину расширить границы Египта, не бывало успеха (у) них никакого» — сказано от имени юного царя в торжественной надписи, посвященной восстановлению старины. Строго говоря, речь шла уже не о расширении и даже не о сохранении прежних границ, а о спасении остатков сиро-палестинских владений, еще не отторгнутых Хатти. Прямая угроза окончательной их потери не могла не побудить общественные силы, нуждавшиеся в сохранении мировой египетской державы, независимо от их места в событиях недавнего прошлого, пойти дальше по пути примирения и как-то объединиться для предотвращения нависшей над всеми ими опасности.

    Не позже как на 4-м году своего царствования фараону-мальчику пришлось изменить свое солнцепоклонническое имя. «Тут-анх-йати (Тут-анх-йот)» — «Подобающее (в отношении) жизни (есть) солнце» на многобожеское «Тутанх-амана (Тут-анх-амун)» — «Подобающий (в отношении) жизни (есть) Амана (Амун)».  (то есть сменить имя Татанхатона на Тутахамона – ВЛ). Возврат мировой державы к старому богу и его городу, выраженный в новом имени, был оттенен еще сильнее принятым вскоре добавочным наименованием «Властитель Ана (Она) Верхнего Египта», т. е. старой столицы Нии (Нэ). Вместе с царем свое имя изменила и царица. Из «Анхас-на-па-йати (Анхс-эм-п-йот)» («Живет она для солнца») она превратилась в «Анхас-намана (Анхс-н-амун)» («Живет она для Аманы (Амуна)»). Одно из второстепенных имен фараона провозглашало его «умиротворящим богов», и оно же было использовано для наименования крупного эфиопского города.

    И, действительно, правительство принялось изготовлять золотые идолы и храмовые ладьи, восстанавливать и одаривать храмы, наделять их рабами и рабынями, обеспечивать постоянными жертвоприношениями. Даже из дворца в храмы были посвящены рабы, рабыни, певцы и плясуньи. Общественный смысл всех этих мероприятий приоткрывает одно место в торжественной восстановительной надписи Тут-анх-аманы (Тут-анх-амуна): «Ввел он (т. е. царь) (жрецов-)чистителей (и жрецов) слуг божьих из детей сановников городов их (т. е. восстановленных богов), именно сына мужа знаемого, (такого, что) знают имя его». Иными словами, восстановленные и обогащенные храмы возвращались местной знати. «Умиротворенный» Египет оказался в состоянии добиться кое-каких успехов в Сирии-Палестине. Вероятно, в присутствии  царя  Тут-анх-аманы (Тут-анх-амуна) великий военачальник Хар-ма-ху (Хар-м-ха) ( в русском написании – Херемхеб – ВЛ), будущий фараон одержал там победу. Возможно, что на это же царствование приходятся успешные военные действия в Эфиопии. Во всяком случае, от имени Тут-анх-аманы (Тут-анх-амуна) утверждали, что рабов он дарил храмам из своей военной добычи. Наместник Эфиопии Аман-хатпи (Амен-хотп), сокращенно Хайа, изобразил у себя в гробнице, как он представляет царю богатую дань Сирии-Палестины и Эфиопии.

    В дальнейшем придется говорить подробнее о последствиях переворота Аман-хатпи (Амен-хотпа) IV для египетского общества. Сейчас же достаточно отметить, что отступая перед местной знатью, двор тем не менее не вернулся в гнездо самой могучей в прошлом знати — в старую столицу, в город Нии (Нэ). Царь не стал ее пленником. Двор сохранил за собою свободу действий, обосновавшись в Мэмфи (Мэнфе, Мемфисе греков). Любопытно, что при отъезде из солнцепоклоннической столицы вельможи не были уверены, что не вернутся обратно, и старательно заделывали входы в покидаемые дома.

    Вполне вероятно, что Мэмфи (Мэнфе) поддерживал какое-то время Аман-хатпи (Амен-хотпа) IV (Эхнатона – ВЛ) против Нии (Нэ). По крайней мере, при солнцепоклонническом дворе состояли сановники — достоверно или вероятно — родом из Мэмфи (Мэнфе). При Тутанх-амане (Тут-анх-амуне) могущественный временщик и военачальник Хар-маху (Хар-ем-ха) (Херемхеб – ВЛ) воздвиг в Мэмфи (Мэнфе) свою первоначальную, еще не царскую гробницу. Даже в дни окончательного восстановления старины Тут-анхамана (Тут-анх-амун) находился не в Нии (Нэ), а в Мэмфи (Мэнфе). В своем торжественном повествовании об этом событии царь подробно говорил об изготовлении идолов только бога южной столицы Аманы (Амуна) и Птаха, бога Мэмфи (Мэнфе). Относительно прочих богов фараон ограничился кратким заявлением общего порядка.

    Конечно, Тут-анх-амана (Тут-анх-амун) наезжал в свою южную столицу, в Нии (Нэ), в частности он участвовал там в главном городском празднестве Аманы (Амуна). Однако местом пребывания двора и правительства стал, по всей видимости, Мэмфи (Мэнфе). Нам ничего не известно о каком бы то ни было служении царя после перемены им имени солнцу Ах-на-йати (Эх-не-йота). Тем не менее, царь и царица не были враждебны памяти тестя и родителя. Изображение его многорукого лучистого солнца и самое имя Ах-на-йати (Эх-не-йота) сохранялись нетронутыми на предметах дворцового обихода. В надписях Тут-анх-амана (Тут-анх-амун) величался иногда «сыном Иагтш», т. е. зримого солнца; подобное наименование отдавало явно солнцепоклонничеством Ах-на-йати (Эх-не-йота), так как в другие царствования не было употребительным. А когда Тут-анх-амана (Тут-анх-амун) скончался, то на голову ему надели царский чепец, отделанный полными именами солнца Ах-на-йати (Эх-не-йота), заключенными в царские ободки, правда, в том виде, какой солнечное имя в них имело до переделки.

    Тут-анх-амана (Тут-анх-амун) умер совсем молодым, приблизительно восемнадцати лет от роду (позднейший известный достоверно год царствования — 10-й, но, возможно, есть и 14-й). Он был похоронен в скромной гробнице на царском кладбище в Нии (Нэ); баснословно богатая погребальная обстановка юного фараона дошла до нас почти полностью.

    Ко времени непосредственно за его кончиной большинство ученых приурочивает странное и чреватое последствиями событие, о котором молчат египетские источники, но повествует клинописная летопись царства Хатти. Не желая взять себе в мужья кого-либо из подданных, вдова фараона Нибхуриаша или Нипхуриаша — его имя более всего похоже на Ниб-хуру-риа, престольное имя Тут-анх-аманы (Тут-анх-амуна) — предложила свою руку вражескому царевицу, сыну царя Хатти. Последний отнесся к предложению недоверчиво и послал доверенного в Египте проверить всё на месте. Когда предложение подтвердилось, царевич отбыл к невесте, но египетские вельможи умертвили его. Мстя за сына, царь Хатти двинул войска на египтян. Дело грозило кончится для них плохо, если б не мор, передавшийся от египетских племен анатолийским воинам и побудивший царя Суппилулиуму прекратить военные действия. Не будь у нас клинописного рассказа, мы представили б себе положение в Египте после смерти Тут-анх-аманы (Тут-анх-амуна) совсем иначе, и, надо признаться, примирить клинописные известия с египетскими можно только ценою нарочно для того придуманных предположений. Разъезды взад и вперед из Египта в Хатти, из Хатти в Египет, и снова из Египта в Хатти и из Хатти в Египет должны были занять много времени, в течение которого Тут-анх-амана (Тут-анхамун) должен был оставаться непохороненным, потому что на стене его гробницы написан его преемник, фараон Айа (Эйе), правящий заупокойную службу перед почившим предшественником, а гробница была заделана немедленно после похорон. Имеется, далее, перстень, на котором имя юной вдовы Анхас-н-аманы (Анхсн-амун) стоит рядом с именем царя Айи (Эйе). Было б излишне поспешным заключить на этом основании, что царица отдала свою руку Айе (Эйе). Но и о разладе между ними, казалось бы, неизвестном по клинописному рассказу, из мирного сочетания имен никак не заключить. Наконец, есть храмовая надпись, из которой при желании можно даже вывести, что Айа (Эйе) соцарствовал Тут-анх-амане (Тут-анх-амуну). Впрочем, и сам клинописный источник, если считать вдовою Анхас-н-аману, приводит к удвоению вторжение в Келосирию одного и того же полководца Хатти. Поэтому, взвесив все «за» и «против», стоит все-таки спросить себя, что весит больше: перечисленные ли помехи или единый гласный и, который отличает «Нибхурураш»/«Нипхуруриаш», имя царя в клинописной (иноземной!) передаче, от «Наф-хуру-риа (Нефр-шепр-рэ)», престольного имени Аман-хатпи (Амен-хотпа) IV (клинописное б/п может передавать египетские б, п, ф)?

    Преемник Тут-анх-аманы (Тут-анх-амуна) Айа (Эйе) был в дни Ах-найати (Эх-не-йота) одним из виднейших вельмож солнцепоклоннического двора. Айа (Эйе) был женат на Тии — кормилице царицы Нафт-иты (Нефр-эт) (Нефертити – ВЛ) и в силу «молочного» родства с царским домом носил звание «отца бога», т. е. нареченного отца фараона. Оба, Айа (Эйе) и Тии, были осыпаны царскими милостями, сотворены, как говорили в народе, «людьми (наградного) золота». Уже в то время Айа (Эйе) занимал разные высокие должности: был «носителем веера по правую (руку) царя», «распорядителем коней всех владыки обеих земель», «писцом царевым исправным, возлюбленным им». В последние годы царствования Ах-на-йати (Эх-не-йота) мы ничего не слышим об Айа (Эйе), равным образом в правление Самнах-ку-рии (Семнех-ке-рэ). Но при Тут-анх-амане (Тут-анх-амуне) мы вновь встречаем его, теперь уж в высочайшей должности верховного сановника (так называемого везиря). Вероятно, он уже тогда в действительности правил страной за своего юного подопечного. Айа (Эйе) с гордостью продолжал носить свое звание «отца бога» и, когда сам стал царем, то ввел его в состав своего (личного) фараоновского имени, очевидно, как обоснование своего права на венец.

    Тии, жена Айи (Эйе), бывшая кормилица Нафт-иты (Нефр-эт), доставившая ему это право в силу «молочного» родства с пресекшимся царским домом, стала теперь царицей. О царствовании мало что известно. Повидимому, оно было прямым продолжением предыдущего, когда он уже был на деле главным вершителем дел. Местом пребывания двора, судя по имеющимся скудным данным, оставался Мэмфи (Мэнфе). Позднейший известный год царствования Айа (Эйе) — 4-й. Не вполне ясно, чем Тут-анх-амана (Тут-анх-амун) и Айа (Эйе) навлекли на себя немилость сторонников старины. Были ли тому виною первоначальная причастность к делу Ах-на-йати (Эх-не-йота), уважение к его памяти и к его солнцу или просто свойство с отверженным преобразователем, обосновавшее даже в глазах Айи (Эйе) его права на престол, — догадаться сейчас невозможно. Но только ни Тут-анх-амана (Тут-анх-амун), ни Айа (Эйе), не говоря уж об Ах-найати (Эх-не-йоте) и Самнах-ку-рии (Семнех-ке-рэ), не считались впоследствии законными фараонами. Оба «ревнителя» старины разделили участь «мятежника» и «супостата из Ах-йати (Ax-йота)», как величали Аман-хатпи (Аменхотпа) IV последующие поколения, и его нерешительного, половинчатого преемника. Годы правления «незаконных» царей, по меткому наблюдению В. В. Струве, исключая Ах-на-йати (Эх-не-йота) и Самнах-ку-рии (Семнех-ке-рэ), были, по всей видимости, причтены к царствованию их «законного» преемника фараона Хар-ма-ху (Хар-м-ха) (Херемхеба- ВЛ). П озднейший достоверно известный год царствования Хар-ма-ху (Хар-м-ха) — 8-й, с предполагаемым же начислением лет правления предшественников самым поздним из известных будет год 59-й. Возможно, Харма-ху (Хар-м-ха), главный военачальник и временщик при Тут-анх-амане (Тутанх-амуне), приписывал себе мероприятия того времени. Во всяком случае, воцарившись, он вставлял свое имя вместо имени Тут-анх-аманы (Тут-анх-амуна) на памятниках юного фараона, тогда как имя Айа (Эйе) почти всегда просто истреблялось без замены именем преемника.

    Для последующих поколений Хар-ма-ху (Хар-м-ха) стал первым законным царем после Аман-хатпи (Амен-хотпа) III. Новый фараон происходил из Ханиса («Хутнисут», Хансэ), незначительного городка в среднем Египте. Своему местному богу Харе (Хору), «владыке Ха-ниса», в честь которого он сам был назван («Хар-ма-ху» (Хар-м-ха) значит «Хара (Хор) в празднестве»), фараон приписывал свое возвышение. Первоначально Хар-ма-ху (Хар-м-ха) был, по-видимому, местным князем, так как состоял начальником городского жречества («распорядителем слуг божьих Хары, владыки Себи»), каковую должность издавна занимали местные князья. Постепенно возвышение этого выходца из областной знати до положения могущественного временщика и последующее его воцарение в высокой степени знаменательно. В его лице местная знать торжествовала победу. Уже при Тут-анх-амане (Тут-анх-амуне) Хар-ма-ху (Хар-м-ха) был первым лицом в государстве после царя и «отца бога» Айи (Эйе): состоял главным военачальником и главным домоправителем (т. е. верховным управляющим царским хозяйством) и носил звание «повелителя» (дословно «того, кто при подданных»), свойственное престолонаследникам и могущественнейшим временщикам. Он водил войска в походы, вел учет воинства, был начальником над военачальниками и считал себя избранным своим царем из всего Египта, чтобы печься об «обоих берегах» (т. е. всей стране). Видимо, только «родство» с царским домом давало некоторое преимущество престарелому Айе (Эйе) перед своим более молодым соперником.

    Со смертью или свержением Айи (Эйе) путь к престолу для Хар-ма-ху (Хар-м-ха) был открыт. Он прибыл в Нии (Нэ) к главному городскому празднику, когда идол Аманы (Амуна) путешествовал из своего северного храма в Апа-сауе (Эп-эсове) (у нынешней деревушки Карнак) в южный храм в Апе (One) (у нынешнего городка Эль-куср — «Луксора» европейцев). Вместе с идолом Аманы (Амуна) Хар-ма-ху (Хар-м-ха) вступил в царский дворец, был здесь увенчан царской налобной змеею (небольшим изображением змеи-аспида) и в синем венце фараонов в сопровождении Аманы (Амуна) вышел к собравшимся толпам.

    Вся обстановка воцарения, приписанного Амане (Амуну), ясно показывает, кто в восстановленной в своих правах столице поддерживал нового царя. Храмовая знать не ошиблась в своих расчетах. Хар-ма-ху (Хар-м-ха) (Херемхеб) оправдал ее надежды. Он продолжал восстанавливать храмы от Низовья до Эфиопии и оделял восстановленных богов с великой щедростью. Из камней солнечного храма Аман хатпи (Амен-хотпа) IV в Нии (Нэ) он воздвиг во славу Аманы (Амуна) свои привратные башни (пилоны) в его главном храме в Апа-сауе (Эп-эсове). И все же фараон не остался в Нии (Нэ), но немедленно по воцарении отплыл на север — очевидно, в Мэмфи (Мэнфе). И восстанавливая те храмы, которые он застал в развалинах, наделяя их повседневными жертвами, золотой и серебряной утварью, бывший главноначальствующий не забывал и своих прежних соратников — пристраивал их к воссозданным храмам: «снабдил он их (жрецами-) чистителями (и жрецами- )заклинателями из избранной (части) воинства (и) определил им пашни (и) стада, оснаряженные службою всякою (т. е. с обслуживающими их людьми)».

    В царствование Хар-ма-ху (Хар-м-ха) Египет выступал на международном поприще уже много смелее. Также и строительная деятельность этого царя, если действительно ему принадлежит сооружение огромного чертога (так называемого гипостильного зала) в Апа-сауе (Эп-эсове), свидетельствовала бы о больших хозяйственных возможностях государства.

    Мертвый дух Древнего Египта

    Неужели для того, чтоб похоронить властителя, надо было напрячь все силы и возможности государства? Неужели, чтобы обезопасить царский труп от непрошенных посетителей, надо было возводить над ним с неслыханным совершенством целую рукотворную гору из граненого камня?

    Бесспорно, своею мощью или — что то же — мощью царя-строителя пирамиды должны были подавлять сознание подданных. Но непонятно, почему выражением и глашатаем самовластия стали надгробия, а не дворцы? Ведь во дворце царь обитал в полноте сил, здоровья и власти, тогда как в гробнице лежал беспомощный труп, зависевший в смысле заупокойной службы и самой сохранности от милости потомков и крепости камня.

    Но в то время, как пирамиды стоят поныне, от утлых дворцов из кирпича-сырца не осталось и следа. Видимо, для того, чтобы понять, почему мощь царя выражала его гробница, надо разобраться в умонастроении тогдашнего общества.

    Древнеегипетское миропонимание мы застаем уже сложившимся, в виде сложного напластования представлений, возникших в разное время и в разных местах. Часто эти представления отдавали глубокой первобытностью — под стать народу, стоявшему лицом к лицу с неосвоенными силами природы. Но одна могучая природная сила — великая река с намываемой и орошаемой его плодоноснейшей почвой поддалась освоению простейшими орудиями. И египетский народ на рубеже каменного и медного веков мог вырасти в сложное и противоречивое общество, потребовавшее сложного и сильного государства. Потому и староегипетское мировосприятие являло черты отнюдь не первобытные, да и само первобытное, казалось бы, отвечавшее медно-каменному веку, было воспринято и переработано совсем не по-первобытному.

    Мир представлялся Старому царству поделенным на две половины, верхнюю и нижнюю, из которых одна была опрокинутым повторением другой. Если над землею простиралось небо — плоский потолок, закругленный по краю, то такое небо имелось и под нею, только в опрокинутом виде. Если по верхней поверхности земли люди ходили вверх головами, то по нижней ее поверхности приходилось ходить вниз головой.

    Главное отличие подземного мира от мира живых составлял царивший там мрак. Хотя небо, как и земля, имело двери и покоилось на устоях, оно мыслилось полным воды, по которой и плыли в своих ладьях светила. С водою было и нижнее небо. Всё видимое и невидимое, в том числе человек, представлялось целиком вещественным. Душевная жизнь человека, равно как потусторонних существ, представлялась деятельностью плотского нутра («утробы»), в первую очередь сердца. Мысленное содержание казалось настолько неотделимым от мыслящих органов, что поглощение сердец и внутренностей на том свете было в глазах староегипетского колдуна равносильно усвоению заключенных внутри заклинаний.

    Жреческий мыслитель Старого царства так описывал разумную деятельность. Старое царство человека, через органы чувств получающего восприятия от окружающего, обдумывающего их в уме и выражающего затем волеизъявления: «Видят глаза, слышат уши, обоняет нос воздух; доводят они (до сведения) сердца; оно дает выйти умозаключению (?) всякому; язык повторяет задуманное сердцем». Представление о душевной деятельности как о свойстве тех или иных частей тела нисколько не мешало наделять человека множеством душ: двойником (ка), проявлением (би), привидением (ах), мощью, именем (рин), тенью и т. д. При этом у одного и того же лица могло быть по нескольку, если только не по многу, душ одного и того же рода («двойника», «проявления», «привидения»). И воспринималась определенная душа то как единство, то как множество, и не только тогда, когда принадлежала такому «сверхъестественному» лицу, как царь, но — по меньшей мере, в случае двойника — даже у простых смертных.

    Души были, с одной стороны, тождественны с человеком или заключены в нем; с другой стороны, те же души были существами, находившимися вне его. Сделать что-нибудь «двойнику» значило сделать это человеку, «привидением» мог быть назван он сам по смерти, «проявление» или могли быть внутри его. Тем не менее «двойник», «проявление», «привидение», «мощь» могли находиться позади человека, умирая, он «отходил» к «двойнику» или «привидению», умершего препровождали к его «проявлению», собственные «двойники» брали его за руку, «двойник» докладывал о нем, отличал его от его врагов и т. д., и т. д.

    Души представлялись такими же вещественными, как сами люди. Так, у «двойника» была плоть из мяса, он ел и мылся, «проявление» и «привидение» могли быть съедены и т. п. Особенностью душ было то, что они были невидимы; одна тень была зрима да имя слышно. При все том, «проявление», видимо, проявлялось в мире «живых» в сверхъестественной мощи — «проявлениях» — царя, также в виде «звезды живой» на небе, «привидение» виделось в числе незаходящих (северных) звезд.

    Старое царство не видело существенной разницы между людьми и богами, какими бы могущественными те ни казались. Полагали, что они тоже когда-то жили в мире и затем «отошли» к своим «двойникам», имели плоть и вещественные души, ели, пили, умащались, одевались. Подобно душам почивших людей, боги Старого царства плавали по небу звездами, и о небе пели, что оно взяло к себе всех богов с их ладьями, став тем, у кого тысяча «проявлений», т. е. звездами. Так же и солнце представлялось «проявлением» — «восточным» или «сущим в крови своей». О самом небе пели, что им обернулась «большое». И как умерший мог обернуться другим существом, так и его боги могли обернуться друг другом или оказаться частью тела или «именем» другого.

    У Старого царства было очень много богов. У каждого города могло быть по нескольку местных божеств. И все эти городские и областные боги мыслились в той или иной мере природными явлениями: небом, землею, светилами, воздухом, водами и т. д., что не препятствовало некоторым из них олицетворять одновременно явления общественного порядка, например, луне Дхаути (Тховт), покровителю города Хманы (Шмуна, Ермополь греков), почитаться за бога письменности. Голым олицетворением общественных явлений были лишь очень немногие из староегипетских божеств, например, Муа (Мэ) — «Правда», или особая богиня счета, письма и строительства (Сешат). Что удивительного, если в этом мире оборотней, среди очеловеченных и обоготворенных — так как неопознанных и неосвоенных — сил природы находили себе место на правах божеских образов, завещанных седой древностью, животные, растения, разные предметы. Так, у только что названного Дхаути (Тховта) было два животных образа: песьеголовой обезьяны (павиана) и голенастой птицы (ибиса), а солнце в его городе Ане (Оне, Илиополе греков) представлял каменный столп.

    Большим значением в столичных Стенах Белых (Мемфисе греков) пользовался живой бык Хап (на греческий лад Апис). В подобной обстановке могло привольно цвести пышным цветом и другое наследие первобытных времен — волшебство. Его представляли себе тоже как нечто вещественное — его можно было съесть, — и обладателя оно сопровождало как особое существо или душа. Его же олицетворяли в виде человекоподобного бога по имени Хику (Хикэ) — «Волшебство». Перед волшебником должны были трястись небо и земля, он помыкал любыми из своих богов, даже самыми главными, и грозил им, как последним смертным. Сверхъестественные существа, в том числе души, считались полными волшебством, но оно было вполне доступно и людям.

    Было б, однако, неверно преувеличивать власть волшебства над умами. Многие личные имена того времени (а имена часто имели определенный смысл) служили выражением личной набожности, иного отношения к своим богам, чем колдовское. Такие имена оттеняли принадлежность, служение тому или иному божеству, подачу им жизни и пищи, оказываемую им защиту, его приход на помощь, благосклонность, благое водительство. Затем, такая наука, как врачевание, несомненно, связанная с волшебством, в корне все же определялась не им, а своим предметом. Хотя один и тот же врач мог представлять несколько ее отраслей, сами отрасли были четко разграничены по предмету лечения. Существовали врачи «утробные», глазные, зубные и т. д. Вообще врачебное дело было поставлено на широкую ногу: имелось многостепенное начальство, в распоряжении придворных врачей было особое судно (еще около начала IV царского дома!) – то же самое что 4-я династия - ВЛ), к определенной части населения бывал, по-видимому, прикреплен особый врач (еще в то же далекое время!). Старое царство отождествляло своих богов с природой. Поэтому всякое умствование о них было одновременно умствованием о природе, и всякое умствование о ней — умствованием о них.

    http://static.egyptology.ru/scarcebooks/Perepelkin_IDE.pdf

    P.S.

    Пояснение Ю. Перепелкина из его работы Переворот Амен-Хотпа IV

    У читателя могут вызвать недоумение непривычные передачи египетских имен собственных. В книге сделана попытка, не во всем, вероятно, удачная, заменить привычную, но непоследовательную и часто произвольную передачу древнеегипетских имен передачей их, если не на древний (что трудно осуществимо), то все же на египетский, хотя и поздний, именно коптский, точнее саидский, лад.

    Таким образом, вместо привычных, обыкновенно греческих и арабских, обозначений городов и местностей употреблены их коптские соответствия. Так, вместо "Луксор", "Мемфис", "Фивы", [5] "Илиополь", "Фаюм", "Асуан", "Сиут", "Эсне", "Мединет-Абу", "Ахмим", "Ермополь" в книге значится: "Апе", "Мэнфе", "Нэ", "Он", П-йом", "Свэн", "Сйовт", "Снэ", "Чэме", "Шмин", "Шмун". Более древнее произношение названия Эфиопии "Куш" заменено восстановленным на коптский лад произношением "Кош". "Эп-эсове", употребленное вместо современного наименования "Карнак", представляет предположительное восстановление древнего названия, основанное на закономерностях египетского языка. Произношение названия древнего города подле нынешнего Гебель эс-Сильсиле — "Хине" — не более как догадка, отправляющаяся от высказывавшегося предположения, что название значило "гребля" (неопределенное наклонение глагола "грести", имеющее и значение существительного, было бы по-коптски "хине"). Произношение "Висе", одного из обозначений Фив, основано на известной греческой передаче Chamois египетского имени #a-m-wAst. Имена древнеегипетских божеств звучат в этой книге в общем настолько сходно с привычными их передачами, что вряд ли нуждаются в пояснении.

    Существенно отличны от обычных разве лишь три обозначения: коптское "Эсе" вместо греческого "Исида"; основанное на греческой передаче: "Сук" вместо употребительного "Собек"; коптское "Мэ" ("правда"), вместо условного "Маат". По поводу имен частных лиц достаточно будет заметить, что там, где это было можно, они прочтены на коптский лад. Однако сокращения имен, бытовавшие в Новом царстве, переданы по возможности так, как их передавала современная им клинопись. Из передач царских имен некоторые близки к привычным, и пояснять их нет надобности. Имя жены Амен-хотпа IV передано как "Нефр-эт", а не условно "Нефертити", на основании греческой передачи сходного египетского имени как Nitētis ("Нефр-эт" — "Прекрасная пришла", "Нит-эт" — "Нэит пришла"), однако с учетом установленного наукой обычного выпадения женского окончания t внутри сложных имен. Непривычно выглядят передачи царских имен, включавших в себя слово xpr (во множественном числе — xprw "явления"): "Мен-шепр-рэ", "Нефр-шепр-рэ", [6] "Анх-шепр-рэ", "Неб-шепр-рэ". Причиною тому замена на поздний лад звука x звуком S в соответствии с греческим Nephersōphris, которое склонны считать передачей наименования Тхут-мосе III Nfr-xprw ("добрый явлениями").

    3 В сильнейшей мере отличает принятые здесь передачи от привычных произношение облюбованного Амен-хотпом IV наименования солнца itn как "Йот" вместо неправильного "Атон". Поскольку это наименование входит в состав целого ряда имен, они приобретают необычный вид: "Ах-йот" вместо "Ахетатон", "Эх-не-йот" вместо "Эхнатон", "Тут-анх-йот" вместо "Тутанхатон" и т.д.

    Разностороннее обоснование правильного произношения наименования дано в статье Г.Фехта1 (впервые правильное произношение было намечено в статье В.Ф.Олбрайта 1937 г. 2 ). Египетские имена собственные, которые я не был в состоянии огласовать, переданы условно и легко опознаются по применению в качестве гласных одних "е" (не "э").

Комментарии
  • Greg Tsar - 10.07.2022 в 08:58:
    Всего комментариев: 378
    Эх, братцы, нам бы их заботы, одно вам всем смело скажу.
    Рейтинг комментария: Thumb up 1 Thumb down 0
  • Морис Собакин - 10.07.2022 в 13:57:
    Всего комментариев: 574
    Я не уверен, что эта информация кому-то интересна...
    Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 0
  • PP - 10.07.2022 в 20:59:
    Всего комментариев: 923
    В.П., давно хотел задать вам вопрос, но каждый раз вижу, что комментаторской борьбы и без меня хватает, а тут вот, как бы, представилось удобное время и чистая лента Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 1 Thumb down 0
    • PP - 10.07.2022 в 21:39:
      Всего комментариев: 923
      Да, и познанная необходимость для них слишком сложно. Проверено.
      Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 0
    • redactor - 11.07.2022 в 00:12:
      Всего комментариев: 1758
      Почтенный Понтий, на тему о свободе, свободе воли я не раз писал. Сделаю подборку самого важного на эту тему и помещу. Через пару дней.
      Рейтинг комментария: Thumb up 1 Thumb down 0
  • Игорь Литвин - 11.07.2022 в 12:47:
    Всего комментариев: 66
    Читается не специалисту тяжело, выводы не очевидны. Не хватает драйва. Было бы веселее в ковбойском стиле: - Я те сказал - делай так вот, мать твою! - Да кто ты такой, Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 0
  • Игорь Литвин - 11.07.2022 в 12:59:
    Всего комментариев: 66
    В 2021-м году был в Египте, гид-юморист сказал: "Я наблюдал что у вас в Белоруссии творится и понял, что и у вас и у нас один и тот же Бог - ОМОН (Амон)"
    Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 0

Добавить изображение