Добро и зло

ПАТТЕРНЫ МОРАЛИ

Важнейший общечеловеческий класс проблем — моральные. От того, как человек их решает, зависит самое главное в его жизни, ее смысловое наполнение. От того, как решают эти проблемы люди в своем большинстве, зависит качество общественной жизни. Даже более того — от этого оно и зависит в первую очередь.

Например, если в обществе господствуют циничные представления о долге, то оно обречено на плохой уровень жизни, низкий уровень безопасности и беззаконие. Никакая полиция тут не поможет, потому как и в полиции будут те же прекрасные люди. Любая конституция, любой писаный закон останутся или пустой бумажкой или будут служить оправданием очередной мерзости. Общества такого рода будут либо в состоянии той или иной войны, либо жестокой тирании, либо иметь оба удовольствия сразу. Никаких иных вариантов тут быть не может. Дурные моральные паттерны с неизбежностью влекут дурные общественные состояния в целом. Верно и обратное: народ, в среде которого господствуют твердые представления о долге и ответственности, об уважении ближнего, его базовых прав и свобод, о помощи слабым и немощным, сумеет построить процветающее общество.

Но чем же определяются сами господствующие паттерны морали? Что определяет их устойчивость, что ведет к их изменению? Отмечу здесь лишь одно — эти паттерны обычно более-менее согласованы с общей картиной мира; представления о должном находятся под сильным влиянием представлений о сущем. Главный же вопрос лежит на пересечении должного и сущего — каково положение долга в бытии, каков его онтологический статус?

Если этот статус случаен, никакой, если он лишь выдуман — то нет никакого смысла идти на жертвы ради долга. Жертвы-то никак не будут выдуманы, они коснутся меня чувствительным образом. То же отношение к долгу порождается его пониманием как бессильного закона, пренебрежение которым не влечет для меня серьезных последствий.

Если же исполнение долга определяет судьбу человека в вечной жизни, то это задает иную перспективу морали, вознося ее на высоту. Тогда жертва приобретает смысл, тогда на человека, на его слово, можно полагаться.

Мне могут сказать, что я не учитываю действие совести, которая, дескать, есть нечто врожденное и не зависящее от представлений о сущем, от картины мира. Мол, если совесть есть у человека, то он и будет поступать по совести. А если ее нет, то никакие картины мира такого человека не исправят. На это я могу ответить, что полагаться на врожденную мощную совесть как независящий от мировоззрения массовый фактор можно только по глупости. Совесть сама по себе, как правило, слаба и легко прогибается под угрозой кнута, с предложением пряника или соображениями типа "все так делают". Именно это обстоятельство, к слову сказать, имел в виду Кант, говоря о "радикальном зле" как общечеловеческом качестве. Исключения бывают, но они редки. Вся человеческая история это демонстрирует; история же России демонстрирует это с особенной силой.

СВОБОДА И ОБЩЕЕ БЛАГО

Кто ж не любит свободу? И сколько жертв человечество приносило на ее алтари! Но снова и снова приходилось потом за нее сражаться, ее завоевывать, и снова терять. В чем же дело? Почему никак не могут люди договориться о разумных границах свобод? И даже если договорятся как-то, то договоры эти рушатся — или сразу, или через века.

Проблема, в самом общем виде, состоит в том, что свободный человек имеет обыкновение действовать против своих соседей — красть их собственность, порабощать их так или иначе, использовать для себя обманом и силой. Человек — существо падшее, как учит религия, он "коренным образом зол" или "радикально зол", как писал Кант. А если это так, и пока это так, то любое хоть мало-мальски сносное совместное существование может достигаться лишь принуждением. Механизм этого принуждения человека, удержания его в минимальных рамках совместной жизни называется государством. Агенты государства — те же злые люди, что и прочие, но они в государстве заинтересованы, получают свою награду за службу и свои выгоды власти.

Такова логика Гоббса, его "Левиафана", в кратчайшем изложении. Ну а если человек не так плох, как думал Гоббс? Представим себе идеальную картинку общества добрых, щедрых, отзывчивых на помощь ближнему людей. Таким людям никакие формы принуждения к общему благу были бы не нужны — они сами рады были бы в него вкладываться, даже и даром. Такие люди жили бы совершенно свободно, самостоятельно решая, как и ради чего жить, как распорядиться теми или иными ресурсами. Уважая друг друга, они нашли бы разумные решения для всех спорных вопросов общественной жизни. В таком обществе процветали бы искусства и науки, люди бы славили Создателя, радовались ему и друг другу, жизнь была бы поистине райской.

Таковы полюса на оси морали: гоббсовский полюс зла и райский полюс добра. Ну а всякий человек и всякое общество где-то между полюсами, и эти координаты весьма переменны. Чем выше общественная мораль, тем более высокий градус свободы совместим с общественной жизнью. Превышение этого градуса ведет к такому уровню злоупотреблений свободой, всякого рода воровству и насилию, что общество переходит к самоуничтожению и затем к поиску спасительной тирании. Свобода в таком случае оборачивается против себя, подобно змее, жалящей себя в хвост.

На выходе из коммунизма в общественном сознании господствовал либеральный проект, понимаемый как предельный индивидуализм, каждый за себя, и это, мол, сразу правильно и естественно, и отсюда родится общее благо, невидимой рукой рынка и демократии, обеспеченной прогрессивной конституцией. Никакая забота граждан об общем благе не только не предполагалась, но хуже — идея такой заботы была дискредитирована как совковая, как опасная для свободы и не стоящая даже обсуждения. В итоге тот либерализм, что родился на излете СССР, на деле оказался апологией воровства, ничем иным он быть и не мог. Разумеется, Сахаров, Буковский и благородные люди их склада так не думали, они надеялись на лучшее в согражданах. Отдавая себе в этом отчет или нет, на деле они верили в высокий уровень морали советских людей, а не в радикальное зло освобожденных от всех идеологий существ.

Жизнь показала и продолжает показывать наивность этих надежд.

СМЫСЛ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

— радовать и удивлять своего Небесного Отца, радуясь и удивляясь Ему и Его делам. В такой надежде все и создано, ради того и все 14 млрд лет эволюции, ради того и терпимы до сих пор все наши безобразия.

На каком же основании я это заключаю? А попробуйте предложить лучшую мотивацию для сотворения мира.

Когда взираю на небеса — дело перстов Твоих,
На Луну и звёзды, что Ты поставил,
То что есть человек, что Ты помнишь его,
И сын человеческий, что Ты посещаешь его?
(любимый 8й псалом Джеймса Клерка Максвелла)

это не годится — так могут возразить на мой тезис о смысле жизни как удивлению Творцу, и в особенности, удивлению Творца. Чем простой человек может удивить Создателя Вселенной, со всеми ее чудесами; вы что, смеетесь что ли? — зададут мне риторический вопрос.

Нет, не смеюсь. У меня есть подозрение, что сам этот образ "простого человека", такого машинообразного, безнадежно тупого существа — ложен. Более того, эта ложь почему-то со страшной силой навязывается, и в этом ее большой вред. Возможно, навязывается она по причинам экономии мышления — так удобнее строить модели социума, если людей уподоблять шестеренкам. Но не всё, кажущееся удобным, полезно на самом деле.

Если принять ту точку зрения, что нормальный обычный человек туп и банален, то эта догма и будет укреплять тупость и банальность, самооправдываясь.

В 5 минутах езды от моего нейпервилльского дома есть парикмахерская Tonsorial, услугами которой я пользуюсь. Стригут они прекрасно, но моя привязанность к этому заведению не имеет отношения к мастерству стрижки — тут я совершенно непритязателен. Дело в том, что у них очень приятный дизайн интерьера — в стиле доброй старой Америки первой половины прошлого века, что мне страшно нравится.

Приезжаю к ним, как в любимый музей, и душа поет уже на входе. Всех, кто там работает, готов обнять как лучших друзей. Уезжаю оттуда всегда в прекраснейшем расположении духа. Парикмахер Скотт, основатель, дизайнер и владелец Tonsorial, добавляет своим посетителям сколько-то квантов счастья. Божье благословение несомненно окружает это чудное заведение — потому что там хорошо.

Ну и смешно было бы утверждать, что проекты такого рода требуют фантастической гениальности. Они доступны уму среднего человека, который, однако, не должен верить в догму о тупости простых людей.

ТРУДНЫЕ ЗАДАЧИ

— такие, что требуют от человека полной самоотдачи, до белого каления, а не красного, как выражался Версилов из "Подростка" Достоевского. Такая самоотдача называется энтузиазмом, что в переводе с греческого означает "захваченность божеством". В таком окрыленном состоянии человек может творить чудеса, совершать то, что было бы для него непосильным не только в обычном расположении духа, но и в состоянии лишь красного каления. Задача должна сиять в его душе великим светом, он должен засыпать с мыслями о ней и просыпаться с ними же. И если так, и пока это так, человек будет сверхчеловеком, способным двигать горами.

Энтузиазм подобен страстной любви, он не поддается ни внешнему, ни внутреннему управлению. Божеством командовать нельзя, просто невозможно.

Мне понятен энтузиазм создателей советской космической программы. Окружавшая ее романтика была неподдельной, и ее свет выходил далеко за пределы Звездного Городка и конструкторских бюро. То вдохновение было завязано на великие идеи космического значения человека, идеи нашего вселенского масштаба. Военно-политические амбиции СССР, разумеется, играли роль, но эта роль была вторичной и служебной. Дело делалось прежде всего энтузиастами космоса, а не фанатиками советской империи и уж тем более не партийными карьеристами и бюрократами. Все эти чуждые ведущему энтузиазму люди там, разумеется, были, но, еще раз подчеркну, отнюдь не на первых ролях, не их силой решались труднейшие задачи.

С тех пор много воды утекло. Нынешняя Россия — не та страна, что может самостоятельно решать крупные, прорывные задачи освоения космоса. Этот факт очевиден всем, кто хоть мало мальски в курсе дела. Но развязанная Россией безумная война поставила ее в такую международную изоляцию, какой даже и в советское время не было. Громадные злодеяния войны наложили тяжелую отвратительную печать на всё российское. А раз так, то никакого космического энтузиазма отдельно российский проект вызвать не может. Массовое бегство умов, репрессии среди ученых, удушение свободы слова и охота на врагов народа практически обнуляют возможности реализации амбициозных технических проектов в РФ.

Понятно, зачем такие проекты могут быть нужны режиму, техноструктуре, карьеристам и бюрократам всех мастей, патриотически настроенным гражданам — но у них нет той потенции, что здесь требуется.

Собственно, поэтому шансы Луны-25 на успех и были малы. Задача посадить на Луну мощную, выходящую на новые рубежи исследования станцию — трудная.

ВЛАДИМИР ЕВГЕНЬЕВИЧ ЗАХАРОВ (1939-2023)

один из крупнейших российских физиков-теоретиков, лауреат премии Дирака, покинул этот мир 20 августа сего года. Я имел честь получить от него несколько писем и публичных откликов в поддержку своих пифагорейских сочинений, но лично встретиться не довелось, увы.

Захаров писал не только научные статьи и книги, но и стихи; его поэтический шеститомник был издан несколько лет назад, а кое-что можно найти в публикациях толстых журналов https://magazines.gorky.media/authors/z/vladimir-zaharov .

Он верил в Бога, "по крестьянски", как он сам это обозначал, не утруждая себя особыми доказательствами.

Правда ли, что чем глубже человек погружается в науку, тем для него очевиднее, что красота Вселенной сотворена? — спросила Захарова журналистка Елена Кудрявцева.

Совершенно согласен — ответил Владимир Евгеньевич — Неужели не удивителен тот факт, что Земля представляет собой столь исключительное явление? Или посмотрите на ветку сирени. Если вы не умилитесь тому, что она существует, значит, у вас есть проблемы с эстетическим сознанием. https://www.kommersant.ru/doc/3751302

В феврале 2022 года Захаров подписал открытое письмо российских учёных и научных журналистов с осуждением вторжения России в Украину и призывом вывести российские войска с украинской территории.

Слово памяти теорфизика и поэта завершу его стихотворением.

Прошлое

Где прошлое,
Частью которого
Я стремительно становлюсь?
Где прошлое,
В котором я не только
Ускользнул от лагеря,
Но не был даже
Исключен из комсомола?
Неужели оно окончательно,
Непреклонно, непоправимо,
Безудержно, бескомпромиссно,
Просто так —
Взяло и исчезло?
Никак не могу в это поверить!

Прошлое

Притягивает меня как магнит.
В музее в Чикаго
Выставлен полный скелет тираннозавра,
Говорят, Это была юная девушка.
Прошлое притягивает меня как магнит!
Из берцовых костей юных девушек
Буддийские монахи
Делали музыкальные инструменты.

— это представление человека о самом большом и главном, о предельной целостности, Терминусе, Боге, и о том, что человека с Богом связывает.

Если на месте этой целостности или связи с ней у человека пустота, бессмысленность, то эта бессмысленность ляжет тяжким бременем на него и его близких. Если такое представление наберет вес в обществе, то общество будет им раздавлено. Ноль смысла оборачивается невыносимой тяжестью бытия — такая вот диалектика нуля и бесконечности. Вариантов гибели много — самоистребительная война всех против всех, убийственная тирания, бездетный гедонизм или всеобщая апатия, зашкаливающие самоубийства, захват более витальным народом...

Не только атеизм-агностнотицизм, но и вообще ложные идеи о связи человека с Богом несовместимы с жизнью. Какие, например?

Например, идея о том, что Создателю нет до нас дела (деизм).

Например, идея о том, что мир сотворен средней руки демоном, а не всеблагим Творцом (гностицизм).

Например, идея о том, что Богу важны лишь наши участия в обрядах и произнесение нами правильных формул, а не нравственное и творческое содержание жизни (магизм, карго культ).

Подлинная вера в Бога — это постоянные усилия в сотворчестве мира, в возведении себя и своего окружения на более высокую ступень. Именно потому человек и призван обращаться к Создателю как к Отцу. Когда мы это теряем, мы теряем себя, со всем отсюда вытекающим.

Нет, это не опечатка.

У Трампа гигантский антирейтинг среди колеблющихся, которые и решают исход всех последних выборов. Именно поэтому он является самым желанным кандидатом от республиканцев для демократов. Именно поэтому демократы и заваливают Трампа судами, чтобы по максимуму мобилизивать республиканцев на его поддержку. И это работает — рейтинг Трампа среди республиканцев изрядно вырос, далеко обогнав всех прочих.

У Байдена антирейтинг среди колеблющихся тоже значителен, и у республиканцев в Хаусе есть ресурс этот антирейтинг усилить открытием слушаний по импичменту, что они и сделают. Задачей этих слушаний будет не импичмент сам по себе, который не пройдет в Сенате, а регулярное вытаскивание на публику все новых фактов коррупции семьи Байденов. Республиканцам требуется так подгадать начало и темп этих слушаний, чтобы пик разоблачений произошел близко к выборам, чтобы в тот момент антирейтинг Байдена переплюнул антирейтинг Трампа среди колеблющихся. Если же демократы увидят, что шансы на то велики, они могут до того надавить на Байдена, чтобы он снялся с выборов, пригрозив, что проголосуют в Сенате за импичмент. Понимая это, республиканцы не будут слишком торопиться со слушаниями по импичменту в Хаусе, чтобы рыбка не сорвалась с крючка.

В общем, веселые будут выборы, не соскучишься.

Среди европейских стран, традиционно православные имеют заметно меньший доход на душу населения, чем католические и особенно протестантские. На коммунистическое наследие это не спишешь: не испытавшая коммунизма Греция имеет GDP/capita в полтора раза меньше, чем прошедшая через него Эстония https://en.wikipedia.org/.../List_of_countries_by_GDP....

Вместе с тем, в США православные христиане составляют одну из самых успешных конфессиональных групп, лишь слегка уступая иудеям и индусам

https://www.pewresearch.org/.../how-income-varies-among.../

Разница между американскими православными и европейскими — не в догматике и не в общеправославной традиции, каковые одни и те же. Разница в одном — в государственном статусе церкви. В традиционно православных странах их церкви имеют религиозную монополию — вот она, судя по всему, и есть фактор стагнации, как любая монополия вообще.

Можно вспомнить и еще одну конфессиональную группу, православных старообрядцев в пореформенной России, ставших одним из локомотивов ее преображения.