Осенние заметки

РЕЛИГИЯ И МОРАЛЬ

— первая всегда поддерживает вторую, но весь вопрос в том, какую именно мораль поддерживает то или иное религиозное сознание. Например, многие верят в "доброго" Бога, который всё простит, ты только покайся. "Покайся" — это пойди в храм, исповедуйся, причастись, и все будет отлично. Потом опять можешь смело грешить, опять покайся, и опять добрый Бог всё простит, и т.д. Ну и чем такая религия отличается от оправдания полной разнузданности?

ЗЛОВЕРИЯ

Терпимость учения, партии или власти к критике оппонентов является важнейшим параметром. Если такая критика допускается, то уж тем более будут допускаться разномыслия и дискуссии о чем угодно. И наоборот — если такая критика подавляется, то тень деспотизма будет тем шире, чем энергичнее и последовательнее власть отслеживает своих противников. Свобода критиковать власть, таким образом, есть условие гражданских свобод вообще. Сам же воздух свобод, в свою очередь, необходим для духовного роста, для преодоления каждым человеком достигнутого, всегда искаженного и ограниченного в отношении полноты истины и блага.

Последовательно подавляющие свою критику политические режимы столь же последовательно блокируют развитие своего народа. Сколь бы они, однако же, ни были насильственны, им требуется оправдание своей власти — таковым служит самовосхваление, лесть народу и раздувание ненависти к другим. С одной стороны — мы, великий народ и его мудрые вожди с прекрасными целями, святыми основоположниками и традициями, а с другой — наши враги, орудия темных сил. Такая идеология требует нагнетания напряжения, естественным образом переходящего в войну.

Власть подобного рода партий не могла бы состояться, если бы в ней не были заинтересованы народы. Такой интерес поддержан теневыми качествами человека: ленью, завистью, стадностью, слепотой всякого рода, страхом истории, страхом свободы и ответственности. Учения, раздувающие подобные качества людей, можно назвать последовательно фашистскими или зловериями: именно они блокируют то, ради чего человек создан — движение вверх, реализацию талантов, рост в себе подобия божия. По своей внешней форме теневые учения могут быть религиозными, атеистическими или эклектическими, что не должно вводить в заблуждение относительно их природы.

Судя по всему, до зловерия может деградировать любое учение, любая конфессия, сколь бы прекрасны ни были ее глубокие начала. "В своей глубине великие религии ближе друг к другу, чем каждая из них к своей поверхности", как заметил Григорий Соломонович Померанц. Путинско-гундяевская РПЦ, террористический ислам, марксистские учения прогресса и справедливости, нацистские учения о служении своему народу дают многие примеры этого рода.

Народы, охваченные зловерием, не только блокируют свой рост, но и представляют великую угрозу — как минимум, соседям, а то и человечеству. Освободиться от своего зловерия сами народы, как правило, не в состоянии.

Одно зловерие может вести войну с другим, а может и договориться с ним о сферах влияния и взаимопомощи. Но вот со свободным миром зловерие не договорится, это его враг, бросающий ему вызов уже своим существованием. Поэтому война зловерия со свободным миром может быть только войной на уничтожение. Свободный мир не должен питать иллюзий на этот счет, к чему он, увы, склонен.

Военная победа над охваченным зловерием народом, однако же — лишь половина дела. Каким конкретно образом может быть реализовано его освобождение от темного учения — большой вопрос, адекватное разрешение которого требует немалого мужества и мудрости.

Да поможет Бог Украине и Израилю, от успеха которых в этом направлении зависит дальнейшая судьба человечества.

РЕЛИГИОЗНЫЙ ВАКУУМ

— очень многие люди его не выдерживают и, не находя путей к Богу, хватаются за то, что подвернется. А подворачиваются разнообразные культы борьбы за очень хорошее против очень плохого: за спасение человечества от чего-нибудь, за защиту униженных и оскорбленных, за спасение планеты от человечества, за национальное величие, интернациональную гармонию, подлинный прогресс, подлинную справедливость, равенство, разнообразие, вовлечение, итд — список открыт. Это не wishful thinking, потому что прежде всего это не thinking, не мышление; оно тут вторично. Это судорожное хватание утопающего за что придется. Все эти эрзац-религии не поддаются рациональной критике, потому что они принадлежат не сфере мысли, а области душевных реакций. Разумеется, проблем у человечества немеряно. Но когда реальная проблема превращается в предмет истеричного, заблокированного для критики культа, это не содействует ее разумному решению. Это работает лишь на фантазмы и нагромождение бессмысленных жертв.

ПРОТИВ ЭЙНШТЕЙНА

высказываюсь редко. Я очень ценю и, прямо скажу, люблю его как мыслителя и как удивительного человека. Никого не цитирую так часто в поддержку дорогих мне идей, как его. Но это не значит, что я с ним согласен по всем основным вопросам картины мира. Я не согласен с эйнштейновским детерминизмом, отрицанием свободы воли. Не согласен с эйнштейновским представлением, что Бога ничем не удивить, что он заранее полностью знает будущее. Не согласен с эйнштейновским убеждением, что Бог не откликается на молитвы людей, и что мораль — сугубо человеческого происхождения. Более того, я думаю, что все эти предрассудки Эйнштейна (именно предрассудки, которые он никогда не брался обосновывать) противоречат его же собственному пониманию Бога как высшего ума, superiormind. Бог, занятый лишь общими законами и порядками, был бы слеп к самому интересному, что есть в созданной им вселенной: творческой мысли. Последняя всегда глубоко индивидуальна.

ВАЖНОСТЬ АКСИОМ

Когда я отвлекаюсь от вопросов о вечном, что бывает десять раз на дню, время от времени спрашиваю себя — а не улетел ли я слишком далеко от того, что по-настоящему важно? Неужели аргументы бытия Бога, их точное детальное обсуждение, так существенно среди разворачивающихся ужасов? Думаю, да. "Ищите же Царствия Небесного и правды его, а все остальное приложится вам". Нет ничего практичнее хорошей теории, как сказал кто-то из больших физиков. Нет ничего важнее первопринципов мировоззрения — ведь из них следует самое главное, если не расставаться с мышлением. И я не знаю более принципиального вопроса, чем вопрос о статусе ума: есть ли он источник вселенной или лишь ее поздний плод?

ДОСТОВЕРНОЕ ЗНАНИЕ О МИРЕ

— доступно ли оно человеку? Не являемся ли мы жертвами заблуждений, возможно неисправимых? Как ответить на такое фундаментальное сомнение, и есть ли вообще ответ? Вдруг весь мой "жизненный опыт" — лишь галлюцинация или сон какой-то "матрицы", "мозга Больцмана", наваждение могущественного демона Декарта, иллюзия платоновой пещеры? Могут ли быть какие-то доказательства, что оно не так, что мы, люди, худо-бедно движемся к истине, а не мечемся от одного заблуждения к другому?

Предположим, что некто мне такое доказательство принес. Но ведь каким бы оно ни было, оно не снимет сомнения — не есть ли и оно, при всей своей возможной убедительности, наваждение матриц, пещер и злокозненных демонов?

А раз так, то каждый из нас — на развилке. Или я махну рукой на достоверность и приму своей целью комфорт и минимум страдания, чья ценность от решения проблемы достоверности не зависит. Или же поверю что есть всеблагой Бог и он не оставит меня в беде, что он поможет мне там, где мне не справиться самому, что мои усилия в стремлении к истине не будут бесплодны, потому что Богу есть до меня, до успеха моей жизни, дело, что он всегда был и будет рад этому. Рад, потому что он — мой Отец.

Если я поверю в последнее, то есть резон упираться в познании.

СКЕПТИЦИЗМ КАК ПОДТАСОВКА

Мышление о чем бы то ни было состоит из последовательных фаз: постановки вопроса, ознакомления с его историей, с имеющимися теориями, фактами и противоречиями, возможной попытки выработать свою теорию, обсуждения с заинтересованными лицами и знающими людьми, рассмотрения альтернативных решений, принятия рабочей гипотезы, возможной перемены представлений о реальности в свете этой гипотезы, практических выводов и конкретных действий, критического анализа соответствий ожиданий и результатов этих действий.

Каждый элемент этой длинной цепочки фаз требует проверки на адекватность, своего взвешивания в уме, и принятия хотя бы временного решения, чтобы двигаться по цепочке дальше. Требуется множество разнообразных взвешиваний и решений на их основе, чтобы добраться до конца, до ответа на вопросы типа "что мне делать?", "как же мне жить?", "к чему мне стремиться и чем жертвовать?" и им подобных.

Учение скептицизма делает акцент на проблематичности и ненадежности всех этих взвешиваний, их зависимости от случайностей наших весьма ограниченных знаний и представлений. На основе этого бесспорного утверждения дается рецепт воздержаться от принятия общих выводов, остаться "агностиком", зависнуть в неопределенности "незнания".

Хорошо, допустим, что я завис в этой точке неопределенности. Но вопросы о том, как мне понимать мир и как мне жить в мире ведь никуда не делись. Мне надо решать. Например, надо решать — или жить так, как будто Бог есть, жить с благодарностью и доверием к Нему и ответственностью за дар жизни, или же жить так, как будто Бога нет, без всех этих лишних переживаний. Мне надо решать, чем и ради чего стоит жертвовать, а чем нет. И как же мне решать, если я завис в своем мышлении на полдороге, следуя советам скептиков?

То, что на деле происходит в подобных бесконечных зависаниях — либо простое дление того состояния, в котором я и был до начала мышления, либо его изменение импульсами страстей и аффектов. Происходит блокировка мышления, следование инерции жизни и импульсам психики под прикрытием "рационального сомнения". А поскольку требования к "доказательствам" выдвигаются непреодолимые, то власть этой инерции и этих импульсов оказывается тотальной. Выдающий себя за "рациональность" скептицизм на деле оказывается чем-то противоположным: полной блокировкой мышления, его подменой философским параличом или сном.

 PS

Комментарий Teymur Daimi:

"В философии (метафизике. теологии) зависание есть выход в более глубокие и тонкие регистры мышления. Вот слова Хайдеггера из лекции о Гераклите, где он анализирует радикально апорическую фразу последнего "Восхождение благосклонно к самосокрытию": "Разум, мыслящий привычно, останавливается перед этим речением. Всем нам, поначалу мыслящим обычно, необходимо на самом деле достичь того, чтобы наш разум «остановился».

Только тогда, когда этот вечно занятой, без конца надоедающий своими «логично» и «нелогично», но все-таки «нормальный» разум замрет, быть может, в дело вступит нечто иное, а именно глубинное, существенное мышление, причем вступит так, что замерший разум больше не станет вмешиваться со своим мстительным и жадным до скорых побед многознайством". В суфизме такое "зависание" называется "хейра" (на азербайджанском языке "хейрят" - изумление, выход из тотальной рассудочности), которое переводится как "растерянность".

Разумеется, в это слово вкладывается не то значение, которое подразумевается в европейской психологической науке. Не знаю, может для сугубо научного мышления "зависание" действительно контрпродуктивно."

Мой ответ: "Это другой смысл "зависания", чем скептический рецепт принципиального отказа от решения. Это отказ от слишком скороспелого решения, продиктованного уже готовыми предрассудками. Tребуется проплыть между Сциллой поверхностных рассмотрений и Харибдой скептического отказа от выводов мышления."