Режим Путина держится на поддержке нескольких сот человек

19-08-2024

Dirsus Marcel

Марсель Дирсус, политолог, автор вышедшей в июле книги «Как падают тираны», которую The Economist недавно включил в список лучших книг 2024 года.

Дирсус — политолог, изучающий диктаторов и то, как они удерживают власть или теряют ее, на протяжении более десяти лет. В аспирантуре в Оксфорде он исследовал жизни членов Политбюро Коммунистической партии Советского Союза.

Прежде чем вернуться в академическую среду для получения докторской степени, он отправился работать на пивоваренный завод в Демократическую Республику Конго, чтобы, как он пишет, увидеть мир. Там, в 2013 году, он стал свидетелем государственного переворота, после чего решил исследовать, как падают тираны.

Над вопросами нерегулярной смены власти он работает не только в академической среде. Дирсус сотрудничает с транснациональными компаниями, фондами и международными организациями, включая НАТО и ОЭСР. Он также занимается вопросами нестабильности режимов, политического насилия и внешней политики Германии и является членом Постоянного экспертного комитета «Терроризм и внутренняя безопасность» при фонде имени Конрада Аденауэра.

 Ниже соображения Дирсуса о диктаторах

Наибольшую угрозу для персоналистких диктатур, таких как режим Путина, представляют приближенные к диктатору. Чем менее демократичным становится режим, тем больше диктатор полагается на очень небольшое число людей, чтобы оставаться у власти. Но обратная сторона этого заключается в том, что режим Путина может пасть, если он потеряет поддержку всего нескольких сот человек. Учитывая все, что мы знаем о том, как устроен режим в России и об истории падения тиранов, главная угроза исходит не от массовых протестов на улицах, а от людей, которые ближе всего к нему.

Как тираны теряют власть

Между 1950 и 2012 годами 473 авторитарных лидера потеряли власть — и 65% из них были смещены приближенными (инсайдерами) режима. Тираны отлично понимают опасность, поэтому, чтобы затруднить перевороты, они часто создают параллельные структуры безопасности, например личную охрану. Но разделенные силы менее эффективны против внешних врагов, в чем убедился Саддам Хусейн, когда вторгся в Иран.

Из 2790 национальных лидеров, потерявших власть, 1925 (69%) продолжили жить после ухода с должности. Только 23% из них были сосланы, заключены в тюрьму или убиты. Но если взять только персоналистские диктатуры, то соотношение обратное: 69% тиранов отправляются в тюрьму, уезжают за границу или оказываются убиты, как ливийский диктатор Муаммар Каддафи.

Мы должны различать наиболее вероятный сценарий и сценарий, который был бы наиболее желательным. Лучший сценарий — демократизация. Шансов создать устойчивую демократию гораздо больше, если диктаторов свергают ненасильственными методами. Чем больше насилия вы используете, тем больше вероятность того, что вы не сможете не только свергнуть диктатора, но и привести страну к демократии. Поэтому оптимальным сценарием был бы уход Путина вследствие ненасильственных протестов.

Преимущества ненасильственного сопротивления

Вероятность того, что ненасильственные восстания, если они увенчаются успехом, приведут к демократии, почти в десять раз выше, чем насильственные (57% против 6%). Причины этого различны, среди них — легитимность. Свержение авторитарного режима ненасильственными средствами требует участия значительной части населения. Когда старый режим пал, новый имеет народный мандат на то, чтобы действовать по-другому.

Также, поскольку в это вовлечено большое количество людей, необходимо установить мирные способы разрешения конфликтов. Власть, используя этот прецедент, может взаимодействовать с другими политическими акторами без применения насилия. Но вероятность демократизации все равно низка: только 20% от числа свергнутых автократических режимов с 1950 по 2012 год были заменены демократией.

В политической науке есть «закон принудительной отзывчивости». С точки зрения диктатора, проблема с избиением протестующих, которые уже недовольны правительством, заключается в том, что это может привести к еще большему числу людей на улицах. Это особенно верно для ненасильственного сопротивления. Одно дело стрелять в ответ по людям, которые стреляют в вас, но совсем другое — выводить войска для того, чтобы они стреляли в безоружных демонстрантов. Пример — падение режима Виктора Януковича в Украине в 2014 году.

Несмотря на эту дилемму, в диктатурах ненасильственная оппозиция в итоге, как правило, все равно жестко подавляется: в 90% случаев она сталкивается с теми или иными насильственными репрессиями.

Более вероятным выглядит сценарий, при котором ͘«придворная» элита или какие-то вооруженные люди решат отстранить Путина от власти, потому что так, с их точки зрения, они получат больше власти или больше денег. Но такой сценарий, конечно, не означает, что Россия тут же превратится в демократию. Легко можно представить, что при таком развитии событий к власти приходит другой диктатор.

Главная угроза диктатуре

В автократических режимах, где людям сложнее мобилизоваться, чем в демократиях, перевороты представляют собой наибольшую угрозу для диктаторов.

Когда власть захватывают люди с оружием, есть три основных варианта: военная диктатура, новый правитель, поддерживаемый военными, или демократизация. В диктатурах около двух из трех переворотов приводят к краху всей политической системы и рождению новой.

Еще один недостаток переворотов в том, что они редко происходят поодиночке — страны попадают в «ловушку переворотов». В Таиланде, например, были попытки переворота в 1981, 1985, 1991, 1992 (дважды), 2006 и 2014 годах.

Преемственность — это то, с чем диктатуры справляются невероятно плохо. Демократические страны, такие как Великобритания, Германия или Франция, наоборот очень хороши в организации преемственности — как только один лидер уходит с поста, приходит другой, и обычно этот процесс проходит гладко. А если что-то идет не так, есть институты, которые помогают разрешать споры между разными партиями.

В таких персоналистских диктатурах, как Россия, ничего подобного нет, потому что там нет функционирующих институтов и Путин не заинтересован в создании потенциального преемника. Потому что в тот момент, когда вы выделяете потенциального преемника, вы меняете систему распределения власти, и это создает риски для диктатора.

Это проблема существовала во все времена. В Средние века монархи тоже испытывали серьезные трудности с выбором наилучших способов организации престолонаследия. Элиты, окружающие диктаторов или монархов, заботит, как правило, не конкретный человек, а дальнейшее существование самой системы, потому что именно она дает им власть и возможности для обогащения.

Главная дилемма тирана

С одной стороны, тираны, желающие уйти на покой, должны найти кого-то достаточно могущественного и компетентного, кто мог бы защитить их, когда они лишатся власти. С другой стороны, кто-то достаточно компетентный и могущественный, с равной долей вероятности может их и уничтожить. Так произошло в Казахстане после перехода власти от Нурсултана Назарбаева Касым-Жомарту Токаеву.

Одна из альтернатив передачи власти следующему тирану — демократизировать страну. Согласно одному из исследований, демократизация более чем в два раза увеличивает вероятность «хорошего» исхода для диктаторов после того, как они покидают свой пост.

Но в результате демократизации они могут не только потерять власть, но и быть привлеченными к ответственности наделенными властью парламентариями или независимыми судьями. Такие сценарии особенно угрожают персоналистским диктаторам: их шанс на «хороший» исход составляет лишь 36%, даже если демократизация будет успешной. Другие виды диктатур имеют больше стимулов для демократизации.

Для авторитарных лидеров, которые находятся во главе политической партии (например, Си Цзиньпин в Китае), эта партия может выступать в качестве щита. Но чем более персонализирован режим, тем более разрушительными будут последствия падения тирана для страны.

Если Путин, скажем, завтра умрет от сердечного приступа, наиболее вероятным сценарием будет объединение элит вокруг нового человека, который продолжит руководить режимом. И кошмарным сценарием, конечно, было бы «свободное падение» режима, потому что в этом случае ситуация может обостриться вплоть до гражданской войны. Это то, что мы можем наблюдать, например, в Судане.

В случае с Россией многое будет зависеть от того, как именно Путин покинет свой пост. Есть теория, согласно которой, если диктаторам, что называется, позволяют умирать естественной смертью, это обычно означает, что у элиты есть на примете кто-то другой, кто может стать консенсусным кандидатом во главе режима. В противном случае у них был бы очень большой стимул выступить против диктатора в тот момент, когда он покажется хоть сколько-нибудь слабым.

Мы видим, как работает этот механизм, снова и снова. Например, в Сирии, когда умер отец Башара Асада Хафез Асад, сирийские элиты согласились на то, чтобы Башар Асад возглавил страну — не потому, что они считали его лучшим кандидатом, а потому что он, по их мнению, был лучшим кандидатом с точки зрения сохранения режима.

Живя в либеральных демократиях, мы часто представляем себе всемогущих диктаторов, которые по щелчку пальцев получают все, что захотят, и немедленно. Мы представляем себе правителей, которым никто не нужен, чтобы оставаться у власти.

Но это миф. Владимир Путин, Ким Чен Ын или другие диктаторы из прошлого полагаются на других людей. И в тот момент, когда эти люди перестают поддерживать диктатора, все может измениться в одно мгновение.

Многие из этих режимов выглядят очень стабильными до тех пор, пока не перестают быть таковыми. Есть переломные моменты, когда диктаторы начинают выглядеть слабыми, и тогда приближенные могут быстро решить выступить против них.

Я думаю, что наибольшую опасность для Путина сейчас представляют вооруженные люди. И хотя пропаганда может убедить людей во многом, если украинцы начнут брать верх и выталкивать российскую армию с территории Украины, я могу представить себе сценарий, в котором люди с оружием поймут, что вся борьба и все смерти были напрасными.

И если это произойдет, может возникнуть сценарий, при котором Путин будет свергнут, причем своими собственными военными или наемниками. Мы уже видели эпизоды нестабильности. До марша ЧВК «Вагнер» на Москву это тоже казалось маловероятным. Непредвиденные вещи случаются постоянно. Предсказать их невероятно сложно.

Как поражение в войне влияет на диктатуру

Исследование на основе данных за более чем 150 лет показало, что 30% лидеров, проигравших войну, затем сталкиваются с насильственной сменой режима. Это может произойти разными способами — одним из них может быть народный протест. Кроме того, в результате восприятия слабости диктатора «инсайдеры» режима могут организовать переворот.

Еще один сценарий, который может создать Путину серьезные проблемы, — это проблемы с его здоровьем. Диктаторы обычно изо всех сил стараются скрыть состояние своего здоровья не только от широкой общественности, но и от придворной элиты. Причина этого довольно проста. Ожидания имеют значение. Если вы один из тех, кто удерживает Путина у власти, вас интересует не только то, что происходит сегодня, но и то, что будет завтра, через год и т.д. Если, допустим, станет известно, что Путин болеет раком, возможно, некоторые из его окружения решат, что не стоит рисковать и поддерживать этого человека сейчас, потому что через год или два его может не стать. И тогда они решат поддержать кого-то другого.

В обычных условиях возможен сценарий, при котором гражданское общество мобилизуется, люди выходят на улицу. И по мере того, как людей на улицах становится все больше и больше, они фактически вынуждают режим принимать решение, стрелять или нет. Если диктатор позволит протестам продолжаться, он продемонстрирует широкой общественности слабость, что он не контролирует страну, что он не непобедим. Так что это плохой вариант для режима.

Если режим решает применить насилие, стрелять в протестующих, они очень рискуют. Сценарий, при котором это может привести к падению режимов, — раскол. Возможно, солдаты откажутся выполнять приказы, возможно, полицейские откажутся бить женщин. Возможно, кто-то из элиты скажет, что он не собирается с этим мириться.

Но проблема сегодняшней России заключается в том, что даже дойти до этого момента — мобилизации большого количества людей на уличный протест — крайне сложно. Риск выхода на протест настолько высок, что мало кто захочет это сделать. И это, конечно, совершенно объяснимо.

Скрытая мобилизация гражданского общества

Людей, действующих вместе, труднее победить, чем любую группу, в которой все действуют по отдельности. По этой причине все, что облегчает людям возможность объединяться и мобилизоваться, может усилить мощь общества. Там, где законы еще не запрещают поддержку организаций, которые критикуют режим, это должно быть приоритетом. Там, где это невозможно, следующий лучший вариант — это поддержка организаций, которые позволяют людям координировать свои действия. Если это может быть сделано в рамках церкви, пусть так и будет; если это профсоюз, пусть так и будет; если это группа защиты прав людей с ограниченными возможностями, пусть так и будет.

Даже диктаторам для сохранения власти нужно делать некоторых людей довольными, богатыми и т.д. У нас сложилось представление о том, что у России неограниченные ресурсы, что она может производить неограниченное количество оружия, что у нее неограниченное число солдат. Очевидно, что все это не так. И можно представить себе сценарий, в котором либо из-за санкций, либо из-за ошибок в управлении, либо из-за больших расходов на ведение войны, режиму просто не хватит денег, чтобы все люди, которые должны быть довольными, были таковыми.

Но обратная сторона этого, конечно, в том, что, хотя война, безусловно, плоха для многих россиян, она также хороша для некоторых. Война всегда дает возможность для коррупции. Можно заработать деньги, обходя санкции. Это значит, что для людей, окружающих Путина, война не обязательно плоха.

В целом жизнь российских олигархов, вероятно, все еще довольно хороша. И я не уверен, что в западных либеральных демократиях есть достаточно политической воли, чтобы по-настоящему закрутить гайки для них.

У этих бизнесменов нет желания умереть, вряд ли они хотят отправиться в трудовой лагерь в случае неудачного выступления против режима. Для этого выступления они должны увидеть реальную возможность того, что оппозиция может добиться успеха, что есть альтернатива. Скорее всего, это не то, во что они верят прямо сейчас, но это не значит, что в будущем это не может измениться.

По сути режимы состоят из трех частей:

лидер,

элиты, которые поддерживают его у власти,

и широкие слои граждан.

Чтобы ослабить действующего лидера, нужно усилить стимулы для элиты к тому, чтобы выступать против него. Но также нужно укреплять и расширять возможности общества. Потому что, если вы только ослабите лидера, стимулируя элиту убрать его, вы легко можете оказаться в ситуации, при которой вы просто замените одного диктатора другим.

В случае России внешние силы на самом деле могут оказать большее влияние на свержение Путина, чем в случае других стран. Причина в войне России против Украины. Действительно, наиболее вероятный сценарий, при котором Путин потеряет власть, — это победа Украины и поражение российской армии. И это, конечно, то, на что западные страны могут сильно повлиять при достаточной политической воле.

И Путин, понимая это, сделает все возможное, чтобы удержаться у власти. Более двух третей диктаторов в конечном итоге оказываются в тюрьме, изгнании или погибают после потери власти. И теперь, когда он начал эту войну и его судьба напрямую связана с победой или поражением в Украине, можно представить, что он решится, чтобы не проиграть войну, на использование ядерного оружия.

Поэтому в западных столицах, вероятно, обеспокоены тем, что если Украине будет предоставлена поддержка, достаточная для победы над российской армией, это может привести к тому, что Путин почувствует себя загнанным в угол. Это, в свою очередь, снижает желание западных стран предоставлять Украине оружие.

Я думаю, что, если бы Путин начал обсуждать возможность использования тактического ядерного оружия в Украине, вполне возможно, что элиты попытались бы его свергнуть. Они осознают, что их шансы на выживание резко снизятся, если Россия применит ядерное оружие.

Говорить о том, что они могли бы попытаться его свергнуть, может показаться странным. Да, Путин кажется сильным, сидя за длинными столами в огромных дворцах, окруженный вооруженными охранниками. Но его сила существует лишь до тех пор, пока люди вокруг него верят в его могущество.

Поэтому, как только люди вокруг него решат, что нужно от него избавиться, они это сделают. Представим, что есть кто-то из окружения Путина, например, высокопоставленный офицер разведки, кто сохранил способность мыслить рационально. Он понимает, что использование тактического ядерного оружия в Украине может привести к ответному удару США. Изменит ли это его отношение к режиму? Думаю, вполне возможно, потому что каждый хочет жить, каждый хочет, чтобы жили его дети. И риск того, что произойдет катастрофа, резко возрастет, если Путин решит использовать тактическое ядерное оружие в Украине. Так что я вполне могу представить, что намерение использовать ядерное оружие приведет к падению режима.

Путин, вероятно, думал, что у него есть ограниченное количество времени, чтобы подчинить Украину, прежде чем она сильнее и теснее интегрируется с Западом. Поэтому, я считаю, это повлияло на время начала вторжения. Но мне кажется неубедительным утверждение, что эта война связана с членством в НАТО или Европейском Союзе. Думаю, на самом деле она связана с желанием доминировать над Украиной и подчинить украинцев, потому что Путин не рассматривает Украину как независимую страну.

И, конечно, все деньги, которые текли в Россию, только усилили власть Путина и позволили системе патронажа процветать.

Идея санкций заключается в том, чтобы повлиять на поведение государств с помощью экономических стимулов. Сложность санкций против России заключается в том, что она очень богата природными ресурсами. Мы знаем из истории, что санкции часто очень трудно использовать против стран, обладающих, например, большим количеством нефти. Причина в том, что нефть или газ — это такие ценные товары, что эти страны всегда найдут кого-то, кто их купит. Возможно, по сниженной цене, и диктатура не получит тех денег, которые могла бы получить в противном случае, но она все равно сможет заработать.Санкции не были идеальными, потому что, если бы они были идеальными, война уже бы закончилась.

Чистки — это ключевой элемент, который помогает диктаторам удерживать власть. Время от времени диктатору необходимо устранять кого-то, чтобы послать сигнал всем остальным, что он главный. Но чистки — это не только наука, но и искусство. Диктатор не хочет заходить слишком далеко. Если каждую неделю кто-то оказывается в тюрьме, кто-то теряет работу, кто-то исчезает, элиты могут решить, что риск для них стал слишком высоким, и попробовать объединиться, чтобы свергнуть диктатора. Поэтому нельзя перегибать палку.

Преимущество диктатора, конечно, в том, что все вокруг него так или иначе вовлечены в преступные схемы. Чтобы поддерживать систему, Путин легализовал коррупцию на всех уровнях, и все высокопоставленные чиновники в России являются преступниками в той или иной степени. Высокопоставленные сотрудники Минобороны могут красть деньги, которые должны были пойти на закупки или для армии. Если диктатор хочет избавиться от кого-то или отправить его в тюрьму, у него всегда найдется «веская» причина для этого. Но проблема в том, что нельзя заходить слишком далеко.

Нужно понимать, что некомпетентность — это основная черта диктатур. Диктаторы ценят сохранение власти превыше всего, и для этого им нужно угодить лишь небольшому числу людей. Это приводит к тому, что они продвигают тех, кто хорошо играет по правилам власти. А те, кто хорошо понимает эти правила, не будут приносить диктатору плохие новости. Они будут стараться убедить его, что все идет по плану, например, что Украина будет завоевана за три дня. Очевидно, что умение хорошо играть по этим правилам не обязательно коррелирует с компетентностью.

И то, что мы видим технократов во власти в России, — это нечто, что нехарактерно для диктатуры. Но это признание того, что экономические сферы настолько важны, что они не могут быть отданы тем, кто просто сделает все, чтобы оставаться во власти. Потому что если диктатор поместит кого-то некомпетентного управлять этими сферами, то опасность для него может стать реальной.

Психология диктаторов — это очень интересная тема. Многие из этих людей не являются нормальными в привычном смысле слова. Возможно, некоторые из них — психопаты, которые могут совершать ужасные злодеяния на регулярной основе и при этом спокойно спать. Это не люди, похожие на нас с вами; у них совершенно другое психическое устройство. Даже когда они только приходят к власти, их мышление уже отличается от нормального.

Часто мы воспринимаем диктаторов как иррациональных безумцев, которые абсолютно нечувствительны к каким-либо стимулам. Но это не так. Я бы сказал, что большинство из них действуют рационально, потому что если бы они были иррациональными, они не смогли бы идти на компромиссы и удержаться у власти.

История дает нам множество примеров. В Экваториальной Гвинее времен холодной войны был диктатор по имени Франсиско Масиас Нгема, который буквально потерял рассудок. Например, он ходил по дворцу и выкрикивал имена людей, которых убил. Он приказывал накрывать стол на восемь человек, которые якобы должны были прийти на ужин, и, когда никто не приходил, он все равно разговаривал с воображаемыми гостями. Вскоре он потерял власть, потому что люди вокруг него поняли, что он больше не способен различать друзей и врагов, а это создавало для них непосредственную опасность. Они убили его, прежде чем он мог убить их.

Поэтому я считаю Путина рациональным актором. Но его психика, конечно, не нормальна. И дело не только в том, какими такие люди приходят к власти, но и в том, что власть делает с ними. Трудно представить, какое влияние оказывает на человека окружение, которое постоянно пытается ему угодить. И не как на обычной работе, а в условиях, где любое несогласие может быть опасным. Все вокруг стараются угодить диктатору, его начинают воспринимать почти как нечто божественное.

При этом у диктатора развивается навязчивая идея удержаться у власти, и это приводит к тому, что он окружает себя не только «подхалимами», но и людьми, которые имеют очень специфическое восприятие мира. Многие из окружения Путина одержимы вопросами безопасности — не столько страны в целом, сколько режима. Когда диктатор постоянно окружен разведчиками, полицейскими, военными, которые сами имеют определенный образ мышления, это влияет и на него. Со временем он все больше отдаляется от нормального восприятия мира, присущего обычным людям.

Хотя Путин и сумел значительно снизить угрозу со стороны общества внутри России,  вопрос массовой гибели солдат остается взрывоопасным. Особенно если война пойдет не так, как он планировал, если, например, он не сможет продемонстрировать захваченных земель, то получается, что все эти люди погибнут напрасно и не будет никакого оправдания их жертвам. Это может обернуться серьезными последствиями.

Демократия по ошибке

Когда диктаторы действительно уступают место демократии, это обычно происходит не по их выбору. Их либо вынуждают сделать это, либо они просто совершают ошибку. Власть отнимают, а не отдают.

Весной 1982 года аргентинская диктатура Леопольдо Гальтери столкнулась с десятками тысяч людей на улицах, требовавших перевыборов. Не желая удовлетворить требования протестующих, Гальтиери сделал огромную ставку: он начал войну.

Аргентинские войска атаковали Фолклендские острова, архипелаг под контролем Великобритании, но потерпели поражение. Буэнос-Айрес вновь заполнился разгневанной толпой. Через три дня Гальтери был вынужден уйти в отставку, и Аргентина вступила на путь демократии.

В политической науке часто говорят о так называемых «актах действия» и «актах бездействия». Это значит, что человек либо делает что-то, что не должен, например, выходит на протест, хотя ему не следует этого делать, либо перестает делать то, что должен, например, перестает ходить на работу, хотя должен был бы. Это, например, может быть забастовка.

Когда мы рассматриваем вопрос о том, хороша или плоха миграция для режима, оба аспекта имеют значение. С одной стороны, это усугубляет демографическую проблему. Вы теряете множество специалистов, которых могли бы использовать, например, для ведения войны против Украины. Но, с другой стороны, вы избавляетесь от «проблемных» людей, которые могли бы доставить вам неприятности. Поэтому сложно сказать однозначно, хорошо это или плохо для режима.

Учитывая, как трудно россиянам что-то изменить внутри России, и принимая во внимание риски, связанные с открытым противостоянием режиму, я могу понять решение людей уехать. Мне, как немцу, живущему в Германии, легко сказать: «Почему эти люди не протестуют? Почему они не выходят на улицы?» Но я не нахожусь в России, где есть риск быть отправленным в лагерь или исчезнуть без следа. Так что я прекрасно понимаю, почему люди хотят уехать.

Выход, голос и верность: Альберт Хиршман

Американский экономист Альберт Хиршман говорил, что у людей, сталкивающихся с ухудшением предоставляемых им услуг или продукции (это касается и услуг государства), есть три стратегии поведения — «выход» (в случае государства это эмиграция), «голос», то есть протест, и «верность» — сохранение лояльности. Существенно, что, по мнению Хиршмана, наличие опции «выход» снижает вероятность того, что опция «голос» может быть использована широко и эффективно. Неслучайно, писал он, латиноамериканские диктаторы традиционно поощряют эмиграцию своих политических врагов и потенциальных критиков. Получается, что обратная сторона «бегства» — укрепление того режима, от которого стремятся избавиться «беглецы».

Опасность для режима таких фигур, как Навальный, заключается в том, что они разрушают иллюзию неизбежности. В отсутствие таких лидеров может казаться, что Путин всегда будет у власти, потому что просто нет никого другого. Но, когда появляется кто-то, на кого многие люди смотрят с надеждой, кто может благодаря интернету мобилизовать людей на протесты или на сопротивление режиму, вдруг становится очевидно, что Путин не вечный, что возможен другой путь, возможно демократическое, лучшее и более процветающее будущее. Вот в чем настоящая опасность для режимов таких фигур — они разрушают миф о непобедимости и неизбежности.

Что касается того, что делать с такими фигурами, то обычно диктатуры предпочитают массовым более таргетированные формы репрессий. Например, есть выбор — убрать Навального или расстрелять толпу протестующих. Сценарий с посадкой Навального создает для режима меньше рисков обратной реакции. Но, конечно, это не всегда так. Политика — не физика, здесь нет постоянно действующих законов. Иногда диктаторы убирают одну фигуру с доски — и все рушится.

Что лучше для режима — арест или изгнание такой политической фигуры невозможно сказать однозначно. Это зависит, например, от того, какое у оппозиционера влияние внутри страны и за ее пределами. Навальный привлек столько внимания за рубежом, что, думаю, он был бы занозой для режима, даже если бы находился в Германии. Но есть другие люди, которые не обладают такой известностью в других странах, и режимы могли бы быть рады от них избавиться. Особенно если их влияние не такое сильное.

Путин может посадить любого практически за что угодно, для него важно только не переусердствовать с репрессиями в отношении элит. Он может заставить людей исчезнуть, и поэтому может устранить проблему, подобную той, какой был Навальный, не отправляя его за границу. Но не все недемократические режимы обладают такой властью, как режим Путина.

Путин заявляет, что восстанавливает мощь России, противостоя «дегенеративным» западным обществам, которые якобы представляют большую угрозу ͘«российскому» образу жизни.

Демократии обеспечивают процветание для большего числа людей по сравнению с недемократическими режимами. Если вы хотите стать президентом Соединенных Штатов, вам нужна поддержка миллионов людей. Если вы Ким Чен Ын и хотите удержаться у власти, вам нужна поддержка, возможно, сотни семей в Пхеньяне. Все остальные граждане практически не играют никакой роли.

Это не означает, что демократии идеальны. Конечно, есть много людей, которые чувствуют себя ущемленными, есть внешнее влияние на политику богатых и могущественных. Все эти проблемы реальны, и их нужно решать. Но на структурном уровне есть большая разница между демократиями и диктатурами, и, я думаю, нам нужно больше рассказывать об этом.

Во время Арабской весны многие наблюдатели полагали, что технологии приведут к освобождению [людей], потому что интернет облегчит возможность объединяться, мобилизоваться и противостоять репрессивным режимам. Однако с тех пор стало ясно, что это был слишком оптимистичный взгляд на ситуацию, потому что диктатуры также используют технологии в своих целях.

Это происходило даже во время Арабской весны. Например, в Бахрейне режим использовал социальные сети, чтобы заставить обычных граждан атаковать оппонентов режима и протестующих. В интернете также есть цензура, боты, распространяющие пропаганду и т.д. Люди попадают в тюрьмы за посты в социальных сетях. Так что, я думаю, развитие технологий — это палка о двух концах.

Но, тем не менее, не стоит игнорировать и положительные эффекты технологи: защищенные каналы связи можно использовать, чтобы обойти наблюдение со стороны государства. Сейчас намного проще достучаться до большого числа людей, даже находясь дома или в изгнании, чем это было в прошлом. Да, все не так радужно, как мы думали, но это не значит, что возможностей для сопротивления нет.

Иногда все может казаться очень мрачным, когда мы видим всех этих могущественных диктаторов, сидящих в президентских дворцах, окруженных штыками своих солдат. Но все не обязательно так, как выглядит со стороны. Правда в том, что все эти люди гораздо более уязвимы, чем кажется. Им приходится тратить значительную часть своей жизни на заботы о выживании и удержании власти, а также о своем будущем в целом.

Сейчас мы воспринимаем Арабскую весну как провал, потому что большинство этих стран так и не стали либеральными демократиями. Но на самом деле делать окончательные выводы еще слишком рано. Сегодня, например, ситуация в Тунисе выглядит не лучшим образом — многие демократические достижения, которых удалось достичь в стране, испарились. Но мы сможем по-настоящему оценить успех или провал только в более отдаленном будущем. Возможно, через 100 лет станет понятно, что Арабская весна не принесла демократии в Тунис сразу, но была ключевым моментом на пути страны к либеральной демократии.

То же самое можно теоретически сказать и о России. Сейчас мы рассматриваем события после окончания холодной войны как неудачу демократии. Но, возможно, через 100 лет мы оглянемся назад и увидим, что это был турбулентный период, когда после Советского Союза страна не смогла удержаться на пути к демократии из-за Путина. Но, возможно, окажется, что именно этот период заложил основу для создания устойчивой демократии в будущем.

Комментарии
  • ВС - 19.08.2024 в 12:09:
    Всего комментариев: 1151
    "Прежде чем вернуться в академическую среду для получения докторской степени, он отправился работать на пивоваренный завод в Демократическую Республику Конго, Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 8 Thumb down 3
    • Джон До - 22.08.2024 в 03:31:
      Всего комментариев: 65
      Ему бы с народом российским поближе познакомиться, чтоб цифры поддержки узнать. А то - Конго, пиво...
      Рейтинг комментария: Thumb up 3 Thumb down 0
  • Monster - 19.08.2024 в 22:56:
    Всего комментариев: 52
    Я вижу что с прошлой недели резко возросла активность комментаторов, призывающих прочитать свежепереведенную на русский язык книгу МакЛеллана "Карл Маркс - Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 6 Thumb down 5

Добавить изображение