Русский ждун

Фразу «в России надо жить долго» не придумал, но сделал крылатой Корней Чуковский.

Отчасти это был автобиографический комментарий. К своим восьмидесяти годам (начало 1960-х) Чуковский успел побыть важной фигурой Серебряного века, «неблагонадежным» советским писателем, крупным литературоведом и переводчиком — и наконец дожил до статуса признанного (в том числе официально) классика.

Но не только автобиографический. Однажды в те же 1960-е у Чуковского спросили, восстановят ли когда-нибудь усадьбу его друга Александра Блока, сожженную в Гражданскую войну. Он ответил: «В России надо жить долго» — в том смысле, что восстановят, конечно, надо только дождаться. Усадьбу восстановили в 2000-е.

Эта фраза стала выражением специфического интеллигентского стоицизма. Главный этический постулат этой древней философской системы гласит: «Сосредоточься на том, что можешь изменить, и смиряйся с тем, что изменить не можешь».

Выражение «В России надо жить долго», прежде чем его популяризовал Чуковский, ходило в писательской среде.

В «Записях и выписках» Михаила Гаспарова, вышедших на рубеже девяностых и нулевых, есть такая заметка: «„Секрет истины: кто дольше живет, кто кого перемемуарит“ (В[арлам] Шаламов). Это он пересказывает Ф[едора] Сологуба, который говорил: поэт в России должен жить долго, чтобы пережить всех мемуаристов (Сологуб умер в 1927 году в возрасте 64 лет. — Прим. „Сигнала“). Иногда кажется, что именно ради этого долго жила Ахматова».

В России почти все граждане чего-то ждут: надежда — это вообще одна из немногих вещей, доступных каждому. Но с началом войны российские чиновники, кажется, недовольны и ею. С упреками в «ждунстве» и угрозами жестких преследований сталкиваются все, начиная от недовольных украинцев на оккупированных землях и заканчивая вполне провоенными артистами, недостаточно активно поддерживающими власть.

Появившаяся в 2016 году скульптура голландской художницы вообще-то называлась Homunculus Loxodontus. По задумке создательницы, статуя олицетворяла пациентов — в основном болеющих детей, — сидящих в очереди на прием к врачу и еще не знающих свой точный диагноз.

Кличку «Ждун» скульптуре придумали в русскоязычном интернете. В России уже существовали «ждули», или «ждуни», то есть женщины, ждущие мужчин из тюрьмы или из армии (жен и подруг заключенных еще называли «декабристками», а женщин, которые завязывали отношения с заключенными по переписке, — «заочницами»). Благодаря интернет-мему «ждунов» стали находить и в парламенте, и в очереди на «Почте России», и в московском метро.

Журнал «Мир фантастики» назвал Ждуна главным мемом 2017 года, отметив, что персонаж «похож на каждого из нас. Мы вечно сидим и ждём перемен к лучшему, порой и не думая встать и что-то для этого сделать (недаром у статуи одна огромная попа вместо ног!). Но при этом Ждун терпелив, полон оптимизма и уверен, что своего дождётся».

Долгое время «ждун» был символом ироничным, но не особенно обидным. А потом все изменилось. Весной 2021 года Россия начала стягивать войска к границе, потом последовало вторжение февраля 2022 года — и тогда «ждунами» украинцы стали называть сограждан, которые на это вторжение сначала надеялись, а потом приветствовали.

Россияне «позаимствовали» новое оскорбление. В Крыму и на оккупированных территориях «ждунами» обзывают мирное население, которое не теряет надежду на освобождение и приход ВСУ. Еще «ждунами» называют эмигрантов, которые мечтают о возвращении. Или тех, кто остается в стране, но жертвует деньги на нужды украинских военных и мирных жителей.

В российском контексте это оскорбление подчеркивает пассивность любой оппозиции. Мол, «они» только и могут ждать, пока кто-то сделает всю работу за них, но «мы»-то (провоенная публика, «настоящие патриоты») сложа руки не сидим.

Правда, есть нюанс. Власти все чаще говорят об угрозе, которую для государства представляет «ждущая оппозиция». Глава ЦИК Элла Памфилова объясняла, что она оппозиция) выжидает момент, чтобы «дискредитировать выборы президента 2024 года». «Ждунов»-предателей, которые «получают печеньки от Госдепа», спикер Госдумы Вячеслав Володин предложил лишать российского гражданства, а Дмитрий Медведев — выслать в Сибирь. Депутат Андрей Гурулев и вовсе считает, что нужно «хотя бы как-то уничтожить» 20% россиян, которые не доверяют президенту страны Владимиру Путину.

Иными словами, по мнению властей, «ждуны» — это такая новая «пятая колонна». Их предполагаемая цель, как и у всех «нацпредателей», — «дожать [Россию], додавить, превратить в слабую зависимую страну, нарушить территориальную целостность, расчленить».

Советская диссидентствующая интеллигенция признала советскую власть «тем, что невозможно изменить», и сосредоточилась на том, чтобы выжить при ней и сохранить то, что ей было ценно: свое сообщество, чувство собственного достоинства, независимость мышления.

Политологи и оппозиционные политики тоже регулярно говорят, что главная надежда на перемены в России — это пережить правящий режим. Не победить его — это почти все признают невозможным, — а именно пережить: просуществовать дольше, чем он; дождаться, пока он сам собой закончится.

Наставление ученого Юрия Лотмана, иконы интеллигентского стоицизма и ветерана Великой Отечественной: «Надо жить, как на войне: перебежками, от окопа к окопу, от кочки к кочке, от дерева к дереву, никаких планов на жизнь в целом».

«Сохранить себя» можно здесь и сейчас, а будущее слишком зависит от случайностей и капризов власти. Его следует ждать и с достоинством встречать. А пытаться самому его строить — суета и самообман. Мир — и в особенности Россия — очень изменчив, и если «сохранять себя» достаточно долго, есть шанс дожить до того, что все как-то само собой устроится.

Эту жизненную стратегию стоических интеллигентов эпохи застоя Ревзин рекомендовал своим читателям в июле 2022 года.

После начала полномасштабной войны в Украине люди стали ждать даже более сосредоточенно, чем прежде. Даже согласно опросам провластных социологов, треть россиян ожидают хоть каких-то перемен к лучшему. Сторонники войны основывают свою позицию на ожидании перемен: подавляющее большинство из них еще полтора года назад не испытывали радости от начала полномасштабного вторжения. Противники войны тоже ждут: кто-то — победы украинских войск, кто-то — исторического шанса для демократизации, кто-то — окончания путинского правления в 2036-м, а кто-то — смерти Путина. Это вообще распространенная эмоция: мол, время на стороне оппозиции, победить Путина — это просто его пережить.

Проще говоря, в России сам процесс ожидания воспринимают если уж не как работу, то как необходимую жертву, за которую причитается вознаграждение. Такая транзакционная логика, конечно, позволяет Путину находить сторонников: поощрять стремление людей «потерпеть» ради награды в далеком будущем. Хотя награждать никого, по-видимому, президент не планирует.

В то же время вера в светлое будущее стимулирует социальное воображение и позволяет обществу четче формулировать свои приоритеты. Однако пассивное ожидание, пока «откроется окно возможностей» и представится «исторический шанс», — это, в сущности, надежда на авось, на то, что все как-то само собой устроится.

Перманентное ожидание антропологи считают не позитивной силой, а способом деполитизации и ухода от реальности. Это проблема не только для России: после экономического кризиса 2008 года люди по всему миру надеются на некие перемены, но плохо представляют себе, каким именно образом они могут произойти. Во многом именно поэтому образ «Ждуна» так прижился: нам непонятно, дождемся ли мы вообще чего-либо.

Перманентная надежда — или, если быть точным, «пережидание» — не имеет конкретного срока и не раскладывается на понятные шаги достижения цели. Поэтому она не стимулирует воображение, а приводит к разочарованию.

Разве жить долго — плохо?

Конечно, нет.

Ситуация в России серьезно меняется каждые 20–30 лет. Всегда есть смысл подождать и увидеть, чем «это» закончится. «Это», конечно, всегда разное.

Представьте себе человека, который родился в период с 1965 по 1970 год. Ему или ей сейчас под 60. Если это мужчина, ему — согласно статистике — осталось жить лет 10–12. Если женщина — 15–17.

Его или ее детство пришлось на застой, юность — на перестройку, молодость — на девяностые (добавьте любой устраивающий вас эпитет). Наконец, треть жизни, а то и больше, он или она живет при путинизме. Причем в эту треть вместилось несколько глобальных потрясений: 11 сентября и война с терроризмом, мировой финансовый кризис, пандемия коронавируса, вторжение России в Украину — и это не говоря о пертурбациях внутри России.

Получается интересная штука. Если в молодости человек хотел, чтобы советская власть закончилась, то ему довелось увидеть и распад СССР, и падение Берлинской стены, и вывод войск из Афганистана. Но прошло еще десять лет — и он вновь услышал знакомый гимн. В 40-45 он увидел Болотную, аннексию Крыма и возрождение одного за другим символов советской эпохи.

Если ты дожил до конца чего бы то ни было — возможно,  доживешь и до его возвращения.

 

Это означает, помимо всего прочего, что, каких бы взглядов ты ни придерживался, какие бы ценности ни исповедовал, нет никакого смысла их пересматривать. Пока ты будешь приспосабливать свое мировоззрение к окружающей реальности, она опять изменится — и ты никогда не будешь с нею «совпадать».

А как же тогда жить?

Долго, конечно, тоже.

Можно придумать много подобных формул, увязывающих оценку политической ситуации в России с индивидуальной жизненной стратегией. Например, «В России надо жить тихо» — всеми силами избегать внимания к себе государства, потому что оно а) бездушно и б) неисправимо. Или «В России надо жить бедно». Или «весело» — не тратя себя на бессмысленные попытки исправить общее положение дел. Или «спокойно». Или еще как-нибудь.

Это все вариации одного и того же мировоззрения — фаталистического и, в сущности, трагического.

Государство, общество, экономика — это стихии, с которыми невозможно ни о чем договориться, а спорить — себе дороже. Политика, история и даже биография — это не то, что ты сам делаешь, а то, что с тобой происходит. Надежда на лучшее есть, но она никоим образом не связана с твоими индивидуальными усилиями. И в том, что случается в стране и мире, нет твоей ответственности — она ограничивается тем, как ты на это реагируешь.

Политическое поведение, которое следует из такого мировоззрения, — апатия и абсентеизм, то есть сознательное уклонение от участия в политической жизни.

Представьте себе теперь человека, который родился между 1985 и 1990 годом — сына или дочь того или той, кого мы представляли в предыдущей главе. Когда-то в начале 2010-х он или она встает перед выбором: брать ли ипотеку? Недавний финансовый кризис вроде бы преодолен, льготные программы действуют.

Но можно ли быть уверенным, что все так и останется? Даже если прямо сейчас ничто не предвещает катастрофы, трагическое мировоззрение подсказывает: что-нибудь непременно случится. И один человек решает: черт с ним, жизнь одна, прорвемся — и берет ипотеку на 30 лет. А другой решает: нет, я не доверяю этому миру и не готов полагаться на то, что он останется таким же, как сейчас, — и продолжает снимать квартиру. «Ипотечник» считает это решение нерациональным и попросту глупым.

Проходит год-другой — аннексия Крыма, санкции, заморозка пенсий. А потом наступает 2022 год. У «арендатора» снова выбор: оставаться или бросать все и уезжать. У «ипотечника» такой выбор, в принципе, тоже есть, но он гораздо-гораздо тяжелее. Ну и кто принял нерациональное решение в начале 2010-х?

Но если жить долго, все обязательно опять поменяется,  и рациональность — которой, конечно, в момент решения не было — снова будет задним числом пересмотрена.

Получается, что бы ты ни делал, тебе всегда надо до чего-то дожить, ты все время чего-то ждешь — либо что все наконец устроится, либо что все рухнет. И ни то, ни другое — не навсегда.

Единственное, до чего так не доживешь, — осознание себя хозяином собственной жизни.

У «ждунов», по мнению властей, нет любви к России и президенту, и в этом, в общем-то, они и виноваты. Чтобы считаться преступниками, им не нужно совершать «антиправительственные действия»: достаточно просто надеяться, что они произойдут.

В психологии есть такой термин — «синдром отложенной жизни». Это установка, при которой человек постоянно готовится начать жить по-настоящему, но никак не начинает. Это не заболевание, а защитная реакция на нестабильность. В состоянии стресса и горя человек не способен объяснить себе ценность жизни — и откладывает ее «на потом». Примерно так же люди задаются вопросом, зачем Алексей Навальный вернулся в Россию, если мог просто переждать.

Чтобы справиться с нестабильностью, человек переходит в режим «ожидания» и говорит что-то вроде «сейчас накоплю на квартиру — и заживу», «сейчас кончится война — и заживу», «сейчас закончится очередной президентский срок неприятного политика — и заживу». Но это «заживу» никогда не наступает: ставки по ипотеке выросли, война все никак не кончается, а неприятный политик успел поменять Конституцию, чтобы править еще 12 лет.

Чтобы преодолеть «синдром отложенной жизни»,  психологи советуют концентрироваться на простых и достижимых целях. Демократические политики призывают примерно к тому же — начинать с малого. Коллективное решение о том, как обезопасить детскую площадку, не закончит войну и диктатуру, но это — реполитизирующий акт. Он позволяет выйти из состояния бесконечного, а главное, бессмысленного ожидания — к мобилизующей надежде.

Проще говоря, руководствоваться девизом «Оставь надежду всяк сюда входящий», пожалуй, не стоит. Но важно помнить, что «для торжества зла необходимо только одно условие — чтобы хорошие люди сидели сложа руки».