Музыкальные прелюдии композитора Кюи
Удачными получились первая и последняя прелюдии, написанные в до мажоре и образующие своеобразную арку, обрамляющую весь цикл. Хорального склада, они могли бы с успехом прозвучать в хоровом исполнении. Эти прелюдии дают своеобразный настрой всему циклу.
Сильное впечатление оставляют минорные 14-я и 22-я прелюдии. Так, в 22-й скорбный характер крайних частей неожиданно оттеняется лирическим Allegretto в середине, полным светлых мимолетных воспоминаний далекой молодости, сменяющимся вновь вернувшейся печалью в репризе, которая воспринимается после тепла и света средней части еще более мрачно и безнадежно. В какой-то мере музыкальное содержание этой пьесы представляется автобиографичным.
Цезарь Антонович, несмотря на весь свой, впрочем как думается, зачастую наигранный скепсис и рационализм, все чаще с немалой грустью вспоминал детство и раннюю юность, проведенные в Вильно, своих родителей, братьев и сестру, своего первого настоящего учителя Станислава Монюшко. Поэтому становится понятным и повышенный интерес Кюи в эти годы к польской литературе, в том числе к историческим романам Г. Сенкевича, которые он охотно читал на языке оригинала. Польская речь, окружавшая его с раннего детства, становилась особенно приятной, как воспоминание о таких уже далеких и с возрастом все более дорогих и ценимых, благословенных лет жизни в Вильно в небогатой квартире родителей.
Привлекают внимание и другие прелюдии, например 13-я, 15-я. В своем восторженном письме к Цезарю Антоновичу Стасов отмечал, что 8-я до-диез-минорная прелюдия цикла ему показалась навеянной знаменитой ре-диез-минорной прелюдией молодого Скрябина из его ставшем чрезвычайно популярным в то время циклом из 24 прелюдий. Таким образом, все чаще на почтенных ветеранов активное влияние оказывали уже даже не «дети», а их музыкальные «внуки».
Все прелюдии нового цикла Кюи вышли в свет с посвящениями: первые семь пьес композитор посвятил М. С. Керзиной, остальные - известным пианистам - И. Падеревскому, В. Мауриной, М. Н. Бариновой и некоторым другим.
В своих социальных воззрениях он также стоял на достаточно демократических позициях, в спорах с собственным сыном отстаивал идею равноправия наций, разделявшуюся в то время далеко не всеми. В письме к Керзиной от 25 марта 1905 года, то есть в то время, когда революция разгоралась, а на улицах проливалась кровь, Цезарь Антонович писал: «Какие вы мне ужасы сообщаете: всюду смерть. Хотелось бы сказать: -Мир усопшим, бодрая жизнь живущим", но это говорит разум, а разум наш, несмотря на его претензии,- слаб и немощен. И всюду, куда ни заглянешь,- скверная неурядица».