К оглавлению >>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>

Алексей Ивантер

Я тебе стихи не понарошку напевал до самого утра,
Ты зачем-то скатёркою дорошку пролошила мне на хутора.

Вскачь пустил степную кобылитцу – русской орфографии новьё,
Я усну, а рифма мне приснитца: позабытой классики жнивьё.

Мне с тобою зябко, как в песчере: будто ледник, а не сеновал!
Схоронюсь от всех на Ivan-terr’е, чтобы злобный критик не достал!

С каждым годом всё проще становлюсь и светлей,
Ближе Бунин и Пушкин, дальше Бродский и Рейн,
Где о час о полнощный среди мёрзлых полей,
Не дождавшись кукушки, допиваю портвейн.

Курлык

Я лихой опрощенец, друг сатиров и муз,
Не нужны мне ни немец, ни еврей, ни француз.
Без бутылки портвейна заплутаю в пути
И без Бродского Рейна пёхом не перейти.
Что мне снег и ненастье? Коли есть полуштоф,
Здоровей Афанасьев и понятней Барков.
Здесь на скатерть накроют без излишних манер,
Нас за столиком - троя и всё ближе Гомер.
Пусть на стенке кукушку заведёт шестерня,
Не разбудишь и Пушкиным хмельного меня.
Бьют на башне куранты, на дворе – Рождество.
Спит Алёша Ивантер. (тс-с-с!)
Не будите его!

Там где бесславно полёг василёк, складные слушал стихи я -
Молча садится зуёк на буёк - житель надводной стихии.

Зуёк на буёк

Плёс, ручеёк, солнцепёк да ларёк, в жёлтой воде – перемёты,
Шлёпнет залётный гусёк на буёк, а на пенёк – рифмоплёты.

Тётка-гулёна бурёнку пасёт, тёлка ещё не доёна,
Кто-то вощёный под ёлкой квакнёт, стрёмно и самовлюблённо.

Пчёлки струёю. Хорёк у берёз. Вьётся паслён у утёса.
Дрёмный денёк: я смирён и тверёз, лёгким дождём льются слёзы.

Ёрник поблёк и отцвёл василёк, квёлые лён с горицветом.
Вот куманёк достаёт пузырёк - ёкает сердце поэта.

Чёрным ломтём да с солёным груздём, пшёнкой с копчёной рыбёшкой
Клёво селёдку казёнкой зальём, после – чаёк да лепёшка.

Кончен паёк, оголён кошелёк. Грёзу поймёт с пол-намёка -
Жёнка-сластёна займёт мне рублёк, благо, ларёк недалёко.

«Гжёлка» по нёбу и дёснам течёт, слёзкой по щёчкам лужёным,
Дёрнешь четвёртый, ядрёный, зачётный мой стаканчик гранёный!

Мы ль не гольё, мы ль не хулиганьё?! Руки раскину сажённо
И на свободу заветное «Ё-ё-ё-ё!!!» я отпущу облегчённо.
......................................
Вариант:

Адресок - в туесо-о-ок!!!

Намедни со мной незадача случилась: таясь от жены,
Я спрятал шмеля наудачу. Не в туес, а прямо в штаны.

Теперь адресок потаённый, что мог бы в кармане лежать,
Мне, пылкому парню-гулёне, не скоро сгодится опять.

Но до смерти рад, что масштабы беды обошли стороной:
Шмеля я поймал, а не краба в весенний тот день роковой.

И в три часа сентябрьской ночи
я часто думаю о главном:
о нашем будущем — короче,
о тайном, сделавшемся явным.

Ночной звонок

В мешке не спрятали мы шила:
свиданий тайных и аборта.
Какая ж сволочь позвонила
моей жене в часу четвёртом?

Иерусалимские гарики

На кухне или на лесоповале,
куда бы судьбы нас ни заносили,
мы все о том же самом толковали -
о Боге, о евреях, о России.

Простой поэт, не бог и не мессия,
добился я признания в финале.
Но если б не евреи и Россия
хлеб добывал бы на лесоповале.

Я разными страстями был испытан,
но главное из посланного Богом -
я в рабстве у животных был воспитан,
поэтому я Маугли во многом.

Я Каа был воспитан и Багирой,
на Хатхи ездил, спал с Балу в берлогах.
Теперь пишу о джунглях я сатиры
под дружный смех собратьев-бандерлогов.

В любви и смерти находя
неисчерпаемую тему,
я не плевал в портрет вождя,
поскольку клал на всю систему.

Я в туфли не совал гвоздя,
не сочинил ни анекдотца.
Я не плевал в портрет вождя:
довольно было и колодцев.

Россия извелась, пока давала
грядущим поколениям людей
урок монументального провала
искусственно внедряемых идей.

Россия – ты могучая дубрава,
оставшаяся вдруг без желудей,
с корнями, перерытыми оравой
искусственно внедряемых людей.

Ручей из русских берегов,
типаж российской мелодрамы,
лишась понятных мне врагов,
я стал нелеп, как бюст без дамы.

От чуждых русских берегов
свалил к местам родных экзотик.
Без коммунистов и совков
нелеп, как хуй без крайней плоти.

Её обратно не пришьёте,
гешефт неважный сделал я:
хуй не стоит без крайней плоти
и плоть не стоит ни хуя.

Перо и глаз держа в союзе,
я не напрасно хлеб свой ем:
Россия - гордиев санузел
острейших нынешних проблем.

Я благодарен русской музе,
на хлеб хватает и ситро:
Россия для меня - санузел,
куда макаю я перо.

Кто ищет истину, держись
у парадокса на краю;
вот женщины: дают нам жизнь,
а после жить нам не дают.

Ни дней покоя, ни минут
от длинноногих вертихвосток.
Мне эти стервы не дают.
ни жизни не дают, ни просто.

А дома? Свет не гасит, ждёт,
фригидна, мелочна, капризна.
Ну здесь-то я сравняю счёт:
вернусь под утро, дам ей жизни.

Все переменилось бы кругом,
если бы везде вокруг и рядом
женщины раскинули умом,
как сейчас раскидывают задом.

Подсчитал по осени цыплят,
вывел безотрадные итоги:
всё умом раскинуть норовят,
как тогда раскидывали ноги.

Ум хорош, но мучает и сушит,
и совсем ненадобен порой;
женщина имеет плоть и душу,
думая то первой, то второй.

Этого вопроса постановки
что-то я, Создатель, не пойму:
мужикам даёшь Ты две головки,
крови отпускаешь на одну!

Ждала спасителя Россия,
жила, тасуя фотографии,
и, наконец, пришел Мессия,
и не один, а в виде мафии.

Напишем вместо эпитафии:
Господь разумно всё спланировал:
пришёл спаситель в виде мафии,
но, слава Богу, эмигрировал.

Великая миссия

Взойдёт ли солнце – я открою зонт:
Люблю сидеть в тенёчке с нетрезва.
Не нравится мне пухнущий стабфонд,
Когда с похмелья пухнет голова.
Страна цветёт, понятно и ежу?
Ну, нет, мы на опасном вираже!
Не затыкайте рот, я всё скажу
И руки развяжите!!! Как, уже?
Есть нефть у этих сук и даже газ,
А мне не до веселья – всё грущу.
Величие страны не кормит нас,
Великих потрясений я ищу
Как Прометей страдаю, ё-моё!
Глаза распухли и спина болит.
А печень ноет, будто бы её
Орёл клюёт. Двуглавый, паразит.

Не истину искал вчера в вине,
Задача у сатирика одна.
Я в завтрашнем вполне уверен дне,
Найдётся муть, чтобы поднять со дна.

Российский сатирик

Он не сеет добро,
он не тешит шутов.
Он снаружи наро-
да и прочих козлов.

Не зови и не льсти -
не пойдёт на поклон.
Гордый рыцарь сати-
ры, бессребреник он.

Не манит его мзда
ни «Сырков», ни «Газет».
Всем продажным изда-
ниям - твёрдое: «нет!»

Не найти в ООО
«Коммерсантъ» и «АиФ»
его слов домино
и простых его рифм.

Строк кладёт он шутя
завершающий дубль.
Он – свободы дитя.
Он - поэт-правдорубль!!!

3 ФЕВРАЛЯ 1996

Даже если смотришь в оба –
не узнаешь наперед,
что тебя за дверью гроба
отвратительного ждет.
Погляди на воды Ганга!
Ганг – священная река,
не видавшая подарка
от донского казака.
Выделяя клочья дыма,
погребальный жаркий плот
вдоль по ней неотвратимо
к устью мутному плывет.
Не печалясь, не надеясь
(чем грешил когда-то я),
на плоту лежит индеец,
превращаясь в уголья, –
(Ну так что же ты, цыганка –
помолчи, поговори,
посмотри на воды Ганга,
непременно посмотри...)

Гадание

Погадай ещё, зазноба,
расскажи-ка наперёд,
что меня за дверью гроба
oтвратительного ждёт?
Ты мой песнею былинной
услади уставший ум
и о вечном расскажи нам
под речных журчанье струн.
Погляди на воды Ганга
и на то, что в них плывёт:
вот - индеец с томагавком
взгромоздившийся на плот,
там - несёт волной ганзейской
лёгкий экваториал,
здесь - стоит вигвам индейский:
снежно-белый Тадж Махал.
Мне ответила цыганка:
«Географию учи
и, смотря на воды Ганга,
непременно ... промолчи».

Не Подарок

Не швейцарский ножик с набором благ
и не штопор за 40 марок,
не флакон размером с большой кулак —
не такой мне хорош подарок.
И не шапка, и не платок,
не коричневый локоток.
Не платок, не шапку и не чалму, —
по багдадскому плачет вору,
мне теперь и чалма не впору.
Не Говорю, что всё это ни к чему.
Если дождь — башку накрывай ведром.
Снег пошёл — засыпай под снегом.
И зовись хоть Осипом, хоть Петром.
Хоть Петром зовись, хоть Олегом.

Будь Диоген

Будь Владимиром я или, скажем, Петром
(но не третьим, конечно, а Первым),
если б звался Олегом, ходил со щитом,
Александром стоял на галерах,
вот тогда бы я принял платок, и чалму,
и корону с эмблемою царской
(локоток не дарите, он мне ни к чему),
и, конечно же, ножик швейцарский.
Но зовут меня Майкл, Михаил Айзенберг,
я знаток анакруз и энклитик.
В честь мою не пускают нигде фейерверк:
я поэт, архитектор и критик.
Я пишу для себя и живу налегке,
незаметно живу, тише мыши.
Я б сидел в тишине на казённом пайке,
но один там сидит уже Миша.
И не башня, но бочка мне служит жильём,
я в себя погружён, я в инсайде.
Корни истины вечной с большим фонарём
я ищу. Штопор внутрь передайте.

Нет острых ощущений — всё старьё, гнильё и хлам
Владимир Высоцкий

В безоблачной постылой Калифорнии
Текут мои безрадостные дни.
В квартире чисто, на душе гармония,
Супруга любит, чёрт её возьми!

Подруг не завожу поджаро-брюхих я,
Не тянет ни в пивную, ни в кабак.
Ни кокаин, ни девушек не нюхаю
И не плюю жевательный табак.

Я не служил в тяжёлой кавалерии,
Не падал подо мною жеребец
И никогда ни вены, ни артерии
Ни шприц мне не колол и ни венец.

Откуда взять поэту вдохновение,
Когда прабабки все из пуритан?
Была б хоть половинка гена гения,
Я б поменял L.A. на Магадан.

Давил бы на дуэлях на гашетки я,
Верблюдов проводил через ушко,
И чистый спирт хлестался бы пипетками,
И с урками играло бы очко.

По зарослям носился бы я коноплищ
И девок завлекал на сеновал...

Ну, почему ты, Александр Сергеевич,
С прабабушкой моей не переспал?

Лариса Володимерова

То меня стукнет током
розовая Итака,
рот разевая, оком
боги поводят, знака

жду, омываю стопы;
то зазвенит в сочельник
ложкою чайной, стоны
воспламеняя, мельник.

Выгни, ещё живую,
Из-под воды озерной,
ягоду дрожжевую
в губы вложи осетром,

чтоб не плескала рыба,
чтоб не давило время,
да не тянула дыба
за голубое стремя.

Голубое вымя

С думами о высоком,
жду я любого знака:
если кольнёт вдруг током,
значит поставят ... всяко.

В блюде лежат бананы,
плотских полны миазмов.
Ложка звенит в стакане -
я на краю оргазма.

Полная эйфории
в губы беру стерлядку.
Это не рыбофилия -
это Ларисины ... святки.

Буду на сладкое щупать
две половинки дыни.
Лишь бы тянули губы
за голубое вымя.

Я склоняю слова во хмелю
И рифмую почти по-площадному,
А тебе всё равно, кобелю,
Равнодушному, беспощадному.
Над собою теряю контроль,
Изнываю совсем по-русалочьи.
Ох, уж женская эта юдоль:
Так и быть мне нулём... без палочки.

Если же вдруг случится:
не станет меня однажды
/такое может случиться,
люди, увы, не боги/, -
милая, не печалуйся,
милая, будь отважной,
не заламывай руки,
не причитай на пороге.

Лучше садись за пяльцы,
вышивай узор подвенечный,
замуж иди за практичного,
судьбой своей не рискуя..
Люди, увы, не вечны.
Любовь, полагаю, вечна.
Знай: в безоглядной дали
я без тебя тоскую...

Где-нибудь на Black River
кану безмолвно в Лету.
Рану в паху заштопают,
но не поможет это.

Люди, увы, не боги,
бренная их природа,
Будешь носить по мне траур
долгих четыре года.

Потом получай страховку,
не бойся суда людского.
И замуж иди, не смущайся.
Надеюсь, что за Ланского.

Михаил Бриф – лауреат поэтического конкурса «Пушкин в Британии».

Крым похож на цветущий лобок.
Тайна ног - в пучеглазой пучине.
Вероятно по этой причине
Здесь бывали и Пушкин и Блок.
Его бедра - крутой Тарханкут
и крутой Казантип. И попарно
там росли созревая татары,
плодоносил кацапокугут,

И ни Запада нет, ни Востока.
Остывает цветущий Лобок
и целует звезда между ног
его в родинку - в Севастополь.

Анатография

В сельской школе нам, помню, вела
анатомию географичка...
За вагонною мутью стекла -
позвоночный изгиб электрички.

От влагалищей бухт и простат,
от загарного цветораздела
нас по трубам уносит назад
вдоль дебелого крымского тела.

Ароматы струит ветерок
как от старого химкомбината.
До свиданья, душистый лобок,
к Сивашу подъезжаем, ребята!

Ольга Родионова
(Верочка, Аннабель Ли)

некоторые люди любят стихи и прозу,
некоторые уверены, что до свадьбы не заболит.
если я тебя поцелую - ты превратишься в розу,
такую отчаянно-алую, что хочется забелить.

кто-то стихи из сора выращивает – какая проза,
кто-то из одуванчиков рифмы пытается свить.
мною лопух поцелованный тотчас превращается в розу,
такую отчаянно-алую, что хочется зааннабелить.

некоторые люди любят плясать мазурки,
некоторым по вкусу болиголов и стрихнин,
некоторые люди любят давить окурки,
некоторые читатели любят мои стихи.

"15 НИСАНА 5765":

И всё же Творца мы узреем –
Так чувствует Солнце птенец –
За счастье родиться евреем! -
Бокал наш, Небесный Отец!

За Благодарность

За счастье еврейское узкий
С вином поднимаю бокал!
А будь я по паспорту русский -
Неделю бы не просыхал!!!

Натюрморт

Зачем мне прелести Диан
и ножки Терпсихор.
Сажусь с тетрадкой на диван
я в окруженьи Флор.
Мой стиль ни с кем не разделю -
ботано-нарциссизм.
Я на стихи кладу свою
растительную жизнь.
Осока, ряска, камыши,
торфяники да мхи,
а на пейзаж моей души
взирают лопухи.

Трель несоловьиная

Я кубок с шампанским шипящим
Шарахнул вчера леденящ
И голос мой громокипящий
Стал рифмой шершавой звучащ.
Шепчу, будто школьник курящий,
Гашиша сигарки палящ.
С першением слезоточащим
Пишу про Октябрь настоящ.
Шуршу за свечою чадящей -
Всё выше строки штабеляж.
Рождаю в ночи надлежащий
Обещанный всем шедевраж.

А утром похмельным таращит
Глаза, зябко кутаясь в плащ,
Редактор с лицом багрянящим,
Шедевры мои матерящ.

Изделье тульских мастеров
В руках арабского убийцы. -

Россия душу распахнёт,
Змею в чалме у сердца грея:
Вот задарма гранатомёт,
Ты только убивай еврея!

................................
Где льётся кровь, ищи Россию!

Pardon my French

Убийства жаждою томим,
Змею в чалме у сердца грея,
Левша манером воровским
Оружье отдал ... не еврею.

Беспечных русских выпивох
Споили в караван-сараях.
Левша уже не ловит блох -
Он змей в чалмах отогревает.

А танк еврейский по земле
Катил замиренным аулом,
И голубь белый на стволе,
И роза красная из дула.

Змея в бурнусе достаёт
Не рог, не гусли, не гитару -
Свой дармовой гранатомёт.
Чего бы не стрельнуть на шару?

Дар тульский поднимает он,
Наводит подлый змей-двурушник.
.................................
Мы тут прервёмся, mille pardon:
Где льётся ложь - cherche le Kushner!

K далёкой Поэтессе

Внимать напевам желанной вести
- не в свежей почте и не со слуха -
ты - там, я - здесь... Мы сегодня вместе
в объятьях слов и святого духа.

И я, бездушием опустошённый,
вдруг наполняюсь твоей печалью
и отбываю, забыв о чём ты,
к истокам юношества, к изначалью.

Часами пялюсь в дыру экрана,
(как мог такое придумать гений?!),
не стало «поздно», нет больше «рано»,
лишь ожидание... Мир сопряжений

дугою Вольта, что между нами,
величьем гор в бытовухе плоской,
воздушным миром, цветными снами
почти любви... но, прости, не плотской.

Что ты напрасно себя печалишь?
С восходом солнца короче тени...
Да я, за то, что мне сердцем даришь -
с другого света... и на колени...

Многовольтная любовь

Жена уснула. Закрывшись в башне
слоновой кости, сижу в халате.
Несвежей почты, всегда вчерашней,
бегу по строчкам в своём привате.

Величьем гор (а! какой эпитет?!!)
наполнен, как паруса на рейде.
Часами пялюсь в дыру... простите,
оговорился, почти по Фрейду.

Мы так невинны. Как у Платона
с приливом страсти играем в прятки:
здесь - позитроны, там – электроны...
Мир напряжений. Идёт зарядка.

Не жди, не брошусь по-донкихотски
я за край света. Да, бытовуха…
Любви меж нами не будет плотской,
стихи зачнём от святого духа.

Мы - два контакта: ты, как святая,
со знаком «+», я - со знаком «-».
Дугой вольтовой межполюсная
проскочит искра – не отодвинусь.

Потенциалов твоих пунктиры
шипящим треском грозят на «землю».
Уф, зарядился. Теперь – в stihi.ru.
Прости, родная: гарем не дремлет.

Позади нас – рать!!!

Тебе судьбой назначено лежать
За занавесом белого алькова.
Мне - воскресать... И снова умирать!
И содрогнётся подо мной основа!

Мне - воскресать... И снова умирать!
Секунды две осталось тока-тока.
Сегодня до конца не доиграть,
Мне только пронестись бы до истока!

Сегодня до конца не доиграть.
Таких, как ты, отменных проституток
За мной влачится вся земная рать,
Но тут ... подвёл расслабленный желудок!

За мной влачится вся земная рать,
Но расшалилась огненная чакра.
Ты извини, мне на тебя на...ть.
«Пурген» мы перепутали с «виагрой»?

Давид Паташинский

Неравный бой
Жизнь впустую идёт, как заклятие,
среди жизненных неразберих.
Но сегодня нашла я занятие:
буду думать твой новый стих.
Только мысли мои размагнитились,
как понять, приоткрой, просвети:
"плащеглазые, не ходите здесь"?
Тупо думаю до десяти.
И по буквам, лепечущим голосом
разбираю, как сложный гамбит:
"вашим луковым сердцем по горло сыт",
а меня уже просто тошнит.
Я разбита строкой этой вдребезги,
корчусь, словно на сковороде:
"поезда" почему "ездят в дребезде"?
Рифма просится к "дребезде".
Искры, молнии мечутся, полосы -
в голове непрестанный салют.
"Развевая вагоны, как волосы",
мои волосы дыбом встают.
Я на грани сердечного приступа
и уже ничего не секу.
Ох, поэты вы авангардистские:
то ни лыка, то лыко - в строку.
День проходит, я в изнеможении,
в голове беспросветная мгла.
Всё, сдаюсь. Признаю поражение.
Ни хрена так и не поняла.

Ветер что-то бормочет на идиш

Боги ветров
Ты замолкни на миг – и услышишь,
Как природа с тобой говорит:
Нам Мистраль что-то шепчет на идиш,
А Сирокко освоил иврит.
Шепелявит Торнадо аккорды,
Как молитву возносит раввин,
Слышишь: «р» произносит нетвёрдо
Над байкальской волной Баргузин.
Сердцу близкие буквы ладино
Нарисует ночной небосвод.
И Зефир уже дует не в спину:
Он нам справа налево метёт.
Боги ветров шумят на просторе
Мириадом своих альвеол.
Вот - Борей, по-домашнему: Боря,
А Элохим – для наших: Эол.
Ты прислушайся: сколько вокабул
В переплетеньи этих глиссад.
Под манящие звуки мограби
Выхожу против ветра Пассат!!!

Кто я – венценосец всесильный,
Иль, может, природы венец?
Я - рог изобилия или
Меня наградил им Творец?

О, сложные слов окончанья,
Как толсты тома словарей,
Где в них разыскать сочетанья
Качель, перекладь, топорей?
Мне тесно в словарных страницах
И часто строки посередь
От них я хочу отгвоздиться,
Отпетлиться и отболтеть.
Я буду над миром смеяться,
Пока за творенья свои
Не буду подвешен за яйца
Товарищем Далем В.И.

Я не пишу стихи для юбилеев.
Не знаю почему. Так, не хочу.

Стихи - вечерами. Песни слагаю.
И сам на гитаре себе их играю.

Вечерний стих

Пишу стихи.
Жена ушла к соседке.
Залезла кошка под диван-кровать.
Заткнула уши дочка-восьмилетка,
Лицом уткнувшись в общую тетрадь.

Тесть натянул солдатскую ушанку,
Какой чудак – ведь август на дворе.
Морская свинка закопалась в банке
И пёс сидит неслышно в конуре.

Поглубже в пух забилась канарейка,
Сын намотал на голову кашне,
В аквариуме плавает уклейка,
Но почему-то стилем «на спине».

За ямбом – ям б. Анапесты и дактиль
Спешат гурьбой за мыслями вдогон.
Мои стихи резвы, как птеродактиль
И грациозны, как простой пеон.

Всегда один, хореи и спондеи
Несут мне наслажденье и уют.
Я не пишу стихи на юбилеи.
Меня на юбилеи не зовут.

Что делать, коль в стране бардак!
И в возмущеньи сердце бьётся.
Но Лестева не продаётся.

Рыночная экономика

Берётся штурмом магазин,
Трещат фанерные прилавки:
Хватают с полок и витрин
Крылова, Бунина и Кафку,

Метут Шевченко и Золя,
Бажова, Чехова - мешками,
От словаря до букваря,
От тэквондо до оригами.

О, нравы, люди, времена!
Бардак без меры и пропорций.
Все полки выскребли до дна!
А Лестева ... не продаётся.

Анна Павловская

На Арбате стоят автоматы
И торгуют счастливой судьбой
Отслюню я бумажку с зарплаты
Будь что будет что будет со мной

Просто так от тоски и мороза
Потому что грешно и смешно
Чтоб на тонком билетике просто
Было сказано все хорошо

Вдохновенье пребудет с тобою
И хотя бы прозрачный намек
Что мол ты не умрешь от запоя
И не сядешь торговкой в ларек

Потому что метель подвывает
Потому что толкает толпа
Потому что судьбы не бывает
Потому что такая судьба


Гудзон на Арбате

Над Гудзоном метели и вьюги.
Расплатившись за рис в China Wok*,
Я на сдачу возьму fortune cookie**
И прочту, да поможет мне Бог.

От Нью-Йоркского раннего frost'а***
Унесу свой билетик в hotel.
В нём написано честно и просто:
"You'll be fine, say your trouble farewell!****"

Без друзей, без подруг, без companion
Как снежинки несёмся - nonstop.
Я скажу: "farewell" вдохновенью
И торговкой пойду в coffee shop.

Там на breakfast - напиток из сои,
Каждый customer: "That must be he!"*****
Но, боюсь, он умрёт от запоя,
Потому, что такие стихи.
--------------------------------------
*Китайский ресторан.
**Печенье с предсказанием внутри.
***Морозец.
****Расслабьтесь, всё путём!!!
***** "Это - он!" (англ. искаж.)

Леопольд Эпштейн

Участок дачный - семь на восемь -

Ломаясь, лестница висела...
Она ломалась, но вела
Туда, где теплый запах сена,
Как запах женского тепла.

Мы пили кофе на веранде...
Шипели гренки на плите,

А запах сена непролазно
Висел - и думать не давал!

Осечка

Участок дачный - семь на восемь -
Шагов в длину и ширину,
Где я от спермотоксикоза
Страдал в прошедшую весну.

Там было тесно, как в застенке:
Ни очага, ни санузла.
Я ей сказал: "поджарь мне гренки
Всем жаром женского тепла".

Моим стремлениям амурным
Пришёл конец без долгих слов:
Сказала: "как вы некультурны.
Не стану жарить вам гренков!"

Горела лампа вполнакала
И я полез на сеновал.
Мой стержень, как у Буцефала,
Стоял - и думать не давал.

Владимир Алейников

Владимир Алейников - прославленный основатель СМОГа (Самого Молодого Общества Гениев),
чьей строкой "Когда в провинции болеют тополя…" мы бредили в шестидесятые годы". (Евгений Витковский).

Оказалось, в его стихах не одна бредовая строчка, но множество.

Когда в провинции болеют тополя,
И свет погас, и форточку открыли,

По утрам у крыжовника жар

Исходит меланхолией бузинной

и сирень отцвела малолеткою

прилетает слепой соловей

Где голуби приклеены к обоям;

Кукушке надоело о своем,
А горлица еще не умолкает.

Пока живут и плачутся во сне
Усталые большие сторожихи.

Разящая поэзия

Пишу стихи я не забавы для,
Нежданная в них проявилась сила:
В Тамбове расхворались тополя,
А у соседки форточку открыло.

Опавший клён пошёл на бюллетень
При звуках моего стихотворенья,
Завяла малолетняя сирень,
И соловей ослеп от потрясенья,

Но появился слух у глухаря,
И поднялось давление у лося:
160 на 250,
А у малины - 42,80.

Цыплята перегрелись в скорлупе,
На голубя напала диарея,
У филинов - припадок МДП*,
И воробьи совсем осоловели.

Забыл унылый кролик про крольчих,
На солнце показались солитёры,
И дружно разрыдались на своих
Ночных постах суровые вахтёры,

Сражённые стихами наповал.
Умокло всё в их лучезарном блеске
И только глупый голубь ворковал,
Приклеенный гуано к занавеске.

Казалось: он настал, свершенья миг
И в творчестве достиг я идеала.
Бессмертье приближалось, чёрт возьми!!!
Тут, как на грех, кукушка замолчала...
*Маниакально-депрессивный психоз.

Роман Винокур

Стихи о шахматах

Игра, источник интереса? -
"Зело забавна и чудна",
Что утешает наши стрессы
И отвлекает от вина.

А может всё гораздо проще?
Как звуки струн, приход весны,
И как берёзовая роща,
Нам, людям, шахматы нужны?

Рецензия негра преклонных
годов на "поэзию" Винокура

"Весны - нужны", "пропажа - лажа",
"Два - волшебства", "чудна - вина".
Ах, как берёзовая каша
Поэтам эдаким нужна!

Когда вы в рифмах ни бельмеса
И уши к ритмике глухи,
Поэт, утешьте наши стрессы
И позабудьте про стихи.

И станет всё гораздо проще,
И жизнь вернётся на круги,
И алкоголь, как в осень рощу,*
Овинокурит вам мозги.
--------------------------------------------------
*Парафраз из поэмы С.Есенина "Чёрный человек".
.

Грузинские мотивы

Иосиф Нонешвили

(Перевод Андрея Вознесенского)

Встреча
Мулк Радж Ананду

Над нами шатались
бананы Бенгалии
И небо пылало
бенгальским огнем.
Мы ехали.
Дали, дымясь, пробегали,
И не было влаги в дыханьи земном.
Воды я прошу,
точно роща, прохладной
И вижу улыбку во взгляде твоем:
"Прости меня, друг,
у нас нет винограда,
чтоб я по-грузински вас встретил
вином".
И ты мне раскрыл сердцевину
кокоса -
Сверкнула прохладою пара пиал.
Я губы мочу этой влагой роскошной...


И вот вы в Москве.
Вас приветствует город,
Я слышу -
на гордом
наречье Тагора...
Тебя проведу по дорогам
горбатым
Грузинские двери тебе распахну.
Прости меня, друг.
У нас нету кокоса...


Месть поэта

Как в пекле пекло,
как в монгольских мангалах,
Бенгалии солнце
бенгальским огнём,
Я трезв был и зол,
даже даль убежала,
Мелькнув, как в картине Дали, миражом.

Ты песни мне пел
на наречьи Тагора,
Но тени совсем не давал саксаул.
Я слёзно просил хоть вина,
хоть кагора -
Ты мне
волосатый орех протянул.
Своих ты гостей
не поил кахетинским,
На баснях одних не поёт соловей...
Но вот ... ты в Москве!!!
Мы по Малой Грузинской,
Идём, как по родине
малой моей.
Я с шиком тебя проведу
по Арбату,
"Грузинского центра"
нам дверь распахнут.
В "Арагви" мы столик получим по блату.
Ещё за пятёрку -
посадят к окну.
Здесь зеленью нас
угощают несвежей,
Здесь мясо говяжее (!) для шашлыков.
Здесь гордо нам скажут:
"Кокосов не держим,
Зато "Хванчкара" есть
десятка сортов!"
Увидишь грузинское
гостеприимство,
Услышишь ты мой саркастический смех.
Припомнишь не раз и не два
своё свинство
И тот волосатый
кокоса орех!

Мурман Лебанидзе
(Перевод Станислава Куняева)

Люблю грузина - вот и весь мой сказ.
А вслед за ним - и русского и курда.
Но это не каприз и не причуда,
скорее право каждого из нас.

В краю, где всюду серый цвет подпалин,
где выжжены веселые цвета,
"Ты - гурузин?" - меня спросил татарин
и показал мне заячьи места.

Я кунаку патронов подарил.
Я говорю: "Пешкеш!" - глядит с доверьем,
и мы крадемся по тропам овечьим,
и выстрел будет дремлющий аил.

Я вырежу свирель из тростника,
чтоб вспомнить песни, все, что недопеты.
Я говорю тебе, мой брат: "Хош гелды!
На дружбу - вот тебе моя рука!"


"Хош гелды?"

Я с дамами застенчивый, как инок,
"зверёк двужопый!" - вот и весь мой сказ.
Люблю грузинов, не люблю грузинок
и это право каждого из нас.

Мне эти дамы - словно гвоздь в ботинке,
я как джигит скажу начистоту:
в любом краю француженке-блондинке
татарина-брюнета предпочту.

Подсаживаюсь, кровь вскипает в венах
и тоном задушевным тамады
я осторожно руку на колено
кладу и предлагаю: "Хош гелды?"

"Ты - гурузин?" - он смотрит, понимая.
"Пешкеш,- я говорю,- хурда-мурда".
И, как бокал c "Чхавери" поднимаю
на дружбу - вот тебе моя гелда!

Шота Нишнианидзе
(Перевод Станислава Куняева)

К кому-то счастье не пришло,
к другим удача опоздала.
Быть может, ангела крыло
мое рожденье осеняло!

Дух мужества любил меня,
и совесть помогала словом,
и почитал счастливым я
себя в своем признаньи скромном.

Но если встречу скорбный взгляд,
то мимо не пройду спокойно,
как будто в чем-то виноват,
как будто жил я недостойно.


Благая весть

Наверно, просто повезло,
и, скажем прямо, пофартило,
когда архангела крыло
Моё рожденье осенило!

Судьба всегда была добра:
когда в монастыре молился,
(там, где Арагва и Кура)
Мне голубь в облаке спустился.

Но если брошу гордый взгляд,
Себя не чувствую героем:
не то, чтоб благ был Я и свят,
а так ... пришествие второе.

Пародия на перевод

Шарль Бодлер

ЦЫГАНЫ

(Перевод Вяч. Иванова)

Вчера клан ведунов с горящими зрачками
Стан тронул кочевой, взяв на спину детей
Иль простерев сосцы отвиснувших грудей
Их властной жадности. Мужья со стариками

Сгустились сумерки, в трельяжах
Свет отражался голубой.
На ложе бархатном простравшись,
Прикрыта лёгкою парчой,

Уйдя в прострацию мгновенно,
Цыганка о любви молит,
Но отпростнулся муж надменно.
Увы, он на тебя не стрит.

Дышало негой покрывало,
И горячел страстей накал.
Она сосцы к нему прострала,
А он к ней ничего не страл.

Не слышен скрип пружин диванных,
Любовь разбита, как фужер
И только звук доносит странный:
То где-то вертится Бодлер.

Песни

Стихи о российском паспорте

Зацифрованный, кодированный,
Кем-то кодом двоичным описанный,
Я теперь к общей цепи прикованный,
Бывший житель страны независимой.

Не кольцо моё обручальное,
И не радуга глаз моих в крапинку,
Не душа и не облик астральный мой
В паспорт вклеены гуммиарабиком.

Зубы я сожму, прикушу щеку,
Под ногою босой холод кафельный,
Приклоню его на подушечку
Палец мой, никому указательный.

Я гляжу на квадратные челюсти,
Серость глаз интернациональную.
Это явь, иль роман Оруэловский,
Иль палата уже госпитальная?

Что прибавится - не убавится,
Будь хоть кем, хоть балетною примою.
Что ж у стойки ты плачешь, красавица?
Это только цветочки, родимая.

Силиконовая баня

Заморозь-ка мне баньку по-белому,
Посерёдке сугроб навали.
Что бы мы в Калифорнии делали,
Где без снега идут феврали?

Здесь, в долине, где всё - силиконово:
Розы, пальмы, еда и питьё,
Переспать можно с бабой нейлоновой,
Только если надуешь её.

Ты пройдись силиконовым веничком,
Жидкий гелий из шайки плесни.
По спине, по затылку, по темечку
Жар несносный на час разгони.

Только уши покроются инеем
Про мороз и про вьюгу спою.
Приготовь мне сheeseburger, любимая,
Заморозив угли в барбекью.

В печь подбрось силиконовых чурочек
И азотом наполни ушат.
Мне так сладко мечтать о Снегурочке,
Ведь на снежной я бабе женат.

Перекрёсток судьбы

Не жалею никого, но плачу
Над своею горькою судьбой:
Ни квартиры Бог не дал, ни дачи.
Что нам делать, бабушка, с тобой?

На твою уютную избушку
Положили глаз поводыри.
Ты жива ещё, моя старушка?
Ну пошли, на красный, раз-два-три.

Эротицизм кузнецкий

Мы - кузнецы. Наш молот грозен.
Привычно ввысь он занесён.
Он обнажён и грациозен
И твёрд как железобетон.

Ни голубым, ни лесбиянкам
Ковать детей не разрешим.
И - "нет!" резиновым киянкам!
И - "да!" кувалдам золотым!

Пускай не в кузнице, а в спальне
Я тяжкий молот опущу.
К своей любимой наковальне
Я никого не подпущу!

Мысли туманные
(романс)

Дума глубокая, мысль необъятная,
Знать, не в славянской родились головушке.
Сила и удаль ума сыромятная -
Разом на лоб поднимаются бровушки.

Нет, не понять их ни сердцем, ни разумом,
Не успокоить и душу смятенную.
По сторонам разбегаются глазоньки,
Глядя растерянно в мысль изреченную.

Эти туманные, страстные речи,
Буквы, абзацы, слова лихорадочны.
Сами собой пожимаются плечи,
Палец в носу ковыряет загадочно.

Правила правописания странные,
Чахлый словарь и познанья стерильные.
Вянут и уши, ловя непрестанные
Тихого голоса звуки дебильные.

Сетевая колыбельная

Не ложись, сыночек, с краю,
Я компьютер выключаю.
Колыбельную пою,
Баю-баюшки-баю.

Чтоб в крови адреналина
И следов не отыскать,
В мировую паутину
Не ходи, сынок, гулять.

Баю-баюшки-баю,
WWW.

Там бандиты и пираты -
Не приснится в страшном сне.
Там ужасный модератор
С толстой мышкой на ремне.

Не уснёшь - к тебе сейчас
Выйдет дядя-пидарас
Или квасный патриот,
Попадёшь, блин, в оборот.

Баю-баюшки-баю,
WWW.

Там не слушают резонов,
Все бранятся вкривь и вкось.
Пауков и скорпионов
Как в Промбанке развелось.

Говорю же, твою мать,
Не ходи туда гулять.
А пойдёшь, так не взыщи,
Попадёшь, как кур во щи.

Баю-баюшки-баю,
WWW.

И не вздумай на вопросы
Отвечать, а то придёт
Злой кащей и до невроза
Он тебя заколебёт.

Вот уже умолк сынок.
Нам до сна ещё часок:
Мы какой-нибудь dot com
Потихоньку наберём.

Баю-баюшки-баю,
WWW.

Стёб да стёб кругом

Стёб да стёб кругом,
с приворотами.
Интернет весь по
фене ботает.

Стёб во всей красе,
стёб во все края
и стебутся все,
окромя меня.

Ох, жаргон блатной
выест оченьки.
Дайте мне покой,
нету моченьки.

Конопачу я
уши ватою,
вывози меня,
кривоватая.

Нет товарищей,
чтоб не помнить зла,
средь глухих стебей
помянуть меня.

Я б ещё про мать
много слов сказал,
но маразм крепчать
что-то к ночи стал.

Восполнимая потеря

В России - мой череп и торс,
В Америке - бёдра и ноги.
А всё остальное - вразнос:
В дороге, в дороге, в дороге.

Где взять нам решительности,
Её не хватает всегда мне.
Живут постоянно в пути,
И почки, и печень, и камни.

Я органы все оценю
На стойках таможенных будок.
Одно никогда не сдаю:
В багаж свой бесценный желудок.

Вот снова лечу, как во сне,
Читая трактат Буридана,
И вечное грезится мне:
Что нет одного чемодана.

Я помню аэровокзал,
И зал, где багаж принимали.
В нём серое что-то сдавал,
Боюсь, что его утеряли.

Москва - Пекин

Текст: М. Вершинина
Музыка: В. Мурадели
Русский с китайцем - братья навек,
Крепнет единство народов и рас.
Плечи расправил простой человек,
С песней шагает простой человек,
Сталин и Мао слушают нас!
Слушают нас! Слушают нас!
Припев:
Москва - Пекин! Москва - Пекин!
Идут, идут вперед народы.
За светлый труд,
За прочный мир
Под знаменем свободы!
Слышен на Волге голос Янцзы,
Видят китайцы сиянье Кремля.
Мы не боимся военной грозы,
Воля народов сильнее грозы.
Нашу победу славит земля!
Славит земля! Славит земля!
Припев.
В мире прочнее не было уз.
В наших колоннах - ликующий май.
Это шагает Советский Союз,
Это могучий Советский Союз,
Рядом шагает новый Китай!
Новый Китай! Новый Китай!
Припев.

Москва - Пекин - XXI
(музыка К.Глинки)

Русский с китайцем - братья навек,
Крепнет единство народов и рас.
Плечи расправил простой человек,
Русла построим бензиновых рек.
Сталин и Мао смотрят на нас.

Москва - Пекин,
Тюмень - Шанхай.
Великого народа
Бросок на юг. В далёкий край
Тяни нефтепроводы.

Строится новый химкомбинат,
Ветка стальная отходит на юг.
Не помешает меньший нам брат,
Он тишиною матросской объят.*
Русский китайцу - товарищ и друг!

Москва - Пекин,
Тюмень - Шанхай.
Ты - мира мастерская.
Сибирью нашей прирастай
Могущество Китая.

Крепим с соседом надёжный союз,
Прочно Даманский забыт островок.
В мире вернее не было уз.
Если с китайцем - великорус,
Дальним становится Ближний Восток.

Москва - Пекин.
Пусть будет течь
Богатство нефтяное.
А чтобы зренье уберечь,
Не поминай былое.
*Имеется в виду нефтяник М.Ходорковский.

Ода пародистам
(Вместо заключения)

Он всё делает свободно,
Что другие не могли.
Он поэт, поэт народный,
Он поэт родной земли.
Сергей Есенин

В поэзии, где я простой сержант,
Так не хватает своего майора.
Евгений Евтушенко

Кто всё делает свободно,
что поэты не смогли?
Пародист, витий народный,
плоть от плоти, соль земли!
Одинок, как волк без стаи,
ядовитый, как анчар,
Он - бессребреник и гаер,
Он - искусства санитар.
Он и доктор, он и повар
и рука его легка.
Вот: шашлык из пустослова,
поэтесса-табака.
Он разложит рифмы голо-
вокружительный виток
и поэта-балабола
отобъёт тотчас в биток.
Неприветлив с пустоцветом,
с ним расправа недолга.
Он отец родной поэтам
и поэзии слуга.
Этим - рифму усугубит,
тем - добавит нужный штрих.
Пародист поэтов любит,
а особенно - плохих.
Не стоит на пьедестале
и не лезет на рожон,
ведь в искусстве погоняле
не положено погон.
Он с нашивками не дружит,
не носить ему лампас.
До майора не дослужит,
до фельдфебеля - как раз.

Александр Логинов

Что за храброе имя Клаус!
Охраняет Клаус пакгауз.
Сорок дней он не спит и не ест -
Ждет от канцлера бронзовый крест.

Что за славное имя Фриц!
В нем мне слышится клацанье спиц.
Это фрау вяжет носочки
Для супруга, сына и дочки.

Что за шустрое имя Вилли!
Он живет в восьмикомнатной вилле.
В гараже у него - новый мерс.
А в садовниках - тутси и перс.

Подражание Александру Логинову

Ах, прекрасное имя - Логинов!
Громогласное, русское, строгое.
И стихи у него виртуозны
И такая же точно проза.

Что за стройное имя - Горбатов!
И ума у него две палаты,
И словарь он живой, и ликбез.
Видно, Диму попутал БЭС.

А какая фамилия - Лебедев!
Жить и жить бы, спокойно, без терниев,
Но он к несправедливости чуткий
И клюют его гадкие утки.

Что за громкое имя - Абельский!
Среди лучших поэтов славится.
Пусть не самый из них даровитый,
Но он первый зато в алфавите.

Что за чудное имя - Долгов!
Он - буддист, не имеет врагов.
Но коль не прекратит баловство,
То враги поимеют его.

Что за славное имя - Виктор!
Он писатель весьма плодовитый:
Нам про водку и про Михоэ?лса
Всё напишет, пусть кто раскошелится.

А фамилия у Сердюченко!!!
Это ж - золото, а не бесценка.
Он живёт своим огородом,
Окружённый любимым народом.

Что за пышное имя - Лавров!
Он и телом, и духом здоров.
Ум широк, словно кровля у клёна,
Да и пишет о вечнозелёном.

Это звонкое имя - Рубенчик!
Грозный муж, а не трепетный птенчик.
Голос - слаще архангельских труб,
Рейганосец и бушелюб.

Что за яркое имя - Клёсов!
Гениален во всём, без вопросов.
Только вот гениального Клёсова
Всё народ окружает бросовый.

Очень строгое имя - Строганов!
А умища какого глубокого.
Он - байдарочник и скалолаз.
Кстати: роду старинного, да-с.

Музыкальное имя - Избицер!
Яснолобый и румянолицый.
Его ум - как живой камертон
И всё время вибрирует он.
Имя грозное - Юрий Сварогин!!!
Сон испортил, наверное, многим.
Ох, драчлив во хмелю и бодлив наш Сварог,
Но, спасибо жене, Бог не дал ему рог.

Полновесное имя - Кукин!
Рыцарь логики, витязь науки.
Жизнь его - словно водораздел:
Крест не снял и трусы не надел.

Что за древнее имя - Глинка!
Как посмотришь - так небо с овчинку,
Взглянешь снова - охватит ознобом:
Ну велик же он под микроскопом.

Имя знойное - Игорь Южанин!
Он не то, чтобы вовсе бездарен:
Икра Божия теплится в нём,
Только не возгорается пламя.

Ах, какая фамилия - Су?си!
С этим строить не будем иллюзий,
У него есть всегда для народа
Хуки, свинги и опперкоты.

Что за славное имя - Багац!
А умён - это полный абзац:
Пусть окончил он курс не в мехмате,
Но университеты - в стройбате.

О, славнейшее имя - Андреев!
Он приятен, как орден на шее,
И в масштабе велик всесоюзном...
Но сегодня не будем о грустном?

Вот прекрасное имя - Гиматов!
И в кредитах сечёт, и в балансах,
И вообще - во всемирных финансах,
А живёт, как и все - на зарплату.

Очень громкое имя - Надежда!
Папу читывал даже невежда,
Пращур вовсе был - Н.Кожемяка.
Результат перед нами.
Однако...

Ах, кудрявое имя - Латынина!
Вот - с медалями золотыми она...
Впрочем, нет! Та была ведь Лариса,
А не эта безмозглая крыса.

К оглавлению >>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>>