ПЕРЕХОДНЫЙ ВОЗРАСТ

01-01-1999

 

Ruben Gerr      Предуведомление. Идея этой статьи пришла в голову автору уже несколько лет назад. Тот факт, что она предлагается вниманию читателей именно сейчас, обусловлен обычным человеческим отчаянием: я понял, что найти время на то, чтобы посидеть в библиотеках, в обозримом будущем мне не удастся. Раздобыть же нужные книги в собственность, чтобы можно было поработать над ними перед сном или за завтраком, мне, даже с любезной помощью Валерия Лебедева, не удалось. В связи с этим я заранее приношу извинения специалистам за все «изобретенные велосипеды» и «открытые Америки». Именно поэтому я здесь столь подробно описываю путь, которым добрался до некоторых выводов, ибо надеюсь, что мои самодеятельные прорывы наведут хотя бы некоторых читателей на собственные размышления. Кроме того – традиционно – заявляю, что все ошибки и недочеты в нижеследующем тексте всецело на моей совести, а все верные мысли – либо совсем чужие, либо являют собой продолжение и развитие чужих.

 Предыстория подхода. Автором краеугольной идеи настоящих заметок вне всяких сомнений является Бруно Беттельгейм (Bruno Bettelheim). Этот замечательный психолог и психиатр фрейдистского толка перед Второй мировой войной, из-за еврейского происхождения (как-то не монтируется сюда слово «благодаря»), оказался в нацистском концлагере – сначала Дахау, затем Бухенвальде, откуда, - теперь уж точно - благодаря заступничеству Красного Креста и американских ученых, ему в 1939 г. удалось спастись. Буквально с самых первых часов Беттельгейм принялся рассматривать все и всех вокруг с научной точки зрения. В том, что происходило в Дахау, а затем и в большей степени в Бухенвальде, он усмотрел целенаправленную и изощренную технологию «обесчеловечивания». Заключенные, по мнению Беттельгейма, всеми силами и средствами низводились до уровня 5–7 летних детей. Здесь и строжайший режим дня, и требование беспрекословного подчинения «старшим», и телесные наказания (не забудем, в те времена большинство в Европе еще считали такие наказания вполне приемлемым, хотя и, быть может, нежелательным элементом воспитания). Что самое удивительное, он обнаружил, что у очень многих вполне взрослых людей психология «проседает» – они действительно начинают вести себя как дети. Многие, например, с удовольствием нацепляли на себя элементы одежды своих мучителей и с гордостью носили их – как дети любят примерять «взрослую» одежду.

Совсем не редкостью была среди лагерников беспричинная ложь – у детей штука распространенная, ибо они еще не вполне осознают разницу между словом и реальностью, которую это слово отображает. Им например, иногда кажется, что стоит сказать, и так оно и станет. (Реплика в сторону: это явление находит свое развитие во многих, если не всех религиях.) Находились среди заключенных и «пай-мальчики». Временами эсэсовцы выдумывали какие-то правила ad hoc, просто чтобы поиздеваться. Выдумывали – и вскоре забывали. Так Беттельгейм описывает, что однажды кто-то из нацистов обратил внимание на то, что обувь у заключенных грязная не только снаружи, но и изнутри и немедленно повелел мыть ее. Все, разумеется, так и поступили, но большинство прекратили это глупое занятие сразу же, как только палач ушел – ясно, что после мытья грубые кожаные ботинки задервенеют. А «пай-мальчики» продолжили, повторяли эти операции в дальнейшем и даже упрекали других в нечистоплотности. Были и такие, кто не выдерживал такого надругательства над своей натурой. Для существ, в которых они превращались, в гитлеровских лагерях использовался термин «мусульмане», в советских же лагерях, где технология выбивания человеческого из человека была не менее изощренной, их именуют «доходягами», еще одно название – «один на льдине». Эти люди уже не проявляют никакой инициативы, делают все, что им говорят, едят все, что дадут, не вступают ни в какие разговоры, словом, становятся идеальными заключенными.

Вряд ли действительно то была целенаправленная система – иначе до нас непременно дошли бы какие-нибудь документы, где эта система так или иначе описывалась бы. Просто опыт показал, что именно с помощью используемых в лагере приемов можно проще и быстрее всего добиться того, чтобы заключенные стали управляемыми, причем с минимальными затратами сил. Но не важно умышленно и продуманно все делалось, или само так сложилось. Главное – если взрослого человека погрузить в «детскую» среду, его психология становится детской.

 Советское продолжение. Наблюдения Беттельгейма находят чрезвычайно много приложений в приснопамятной советской действительности. Начнем с малого – с армии. Среди младших офицеров бытует малоаппетитная поговорка «Солдат – это пятилетний ребенок, но с большим х%?м». А как же ему (солдату, конечно) не стать таким, если вся его жизнь проходит в полном соответствии с канонами пятилетнего возраста? В самом деле, какую одежду надеть ему говорят старшие (по званию), когда и что поесть решает не он, какие песни петь тоже велят. Даже пописать перед сном его отводят – не за ручку, так строем, с песней Так что пресловутая «дедовщина» – не есть ли это детский «гон», когда все ополчаются на кого-то одного, обычно новенького и начинают травить его? Для детских коллективов весьма характерное явление...

А теперь о людях совсем взрослых. Правда, взрослых, но советских. Читатели постарше наверняка помнят, какие дискуссии в советской прессе в 70-х разыгрались по поводу инфантилизма «современных мужчин». А? Понятно уже? Конечно, ведь у вполне взрослых солидных людей, отцов семейств и т.д. была отнята самая главная привилегия взрослого человека – право и возможность совершать Поступки и нести за них всю ответственность. Вспомните-ка, к какой возрастной группе следовало бы отнести типичного «строителя коммунизма? Примерно 14–16 лет, не старше. В самом деле, он выполняет определенные обязанности, а «за это» старшие его кормят, поят и одевают. И все претензии к ним, родимым: в самом деле, почему в магазинах нету того-сего, пятого? Плохо работают «министерства и ведомства»? Совсем как у ребенка: «Мам, а у меня пальто износилось, а мне тетрадки нужны!». Если требуется что-то сверх необходимого (по мнению тех самых старших), человек может накопить – как подростки откладывают из своих «карманных» и обеденных денег на магнитофоны и пр. Если у него возникают дополнительные, «лишние» деньги, их можно только потратить на лакомства (водку, то есть) – на что бы то ни было серьезное все равно не хватит. Да и зачем? О «серьезном» старшие должны позаботиться! На работе уровень возможной инициативы едва ли сильно отличался от того, который допускается в старших классах школы. Что же до остального – книжки можно читать только рекомендованные старшими, фильмы смотреть тоже, спектакли также. И есть вещи, которые знать тебе еще не положено – не дорос еще. А если (запретный плод все-таки!) обнаружат у нашего подростка что-то неположенное, в угол поставят, да еще какой! И – после 11 вечера марш в постель! Ибо всё в это время закрывается – и магазины, и рестораны, и кино, и даже телепередачи кончаются.

Для тех же, кто по свойствам характера не вписывался в подростковые рамки, оставалось три пути. Циничный и подлый – партийно-хозяйственная карьера. Самоотверженный и идеалистический – диссиденты. И, наконец, прямой криминал. Правда, были еще и ученые, имеются в виду настоящие, а не сидельцы из «отраслевых НИИ». Их, наверное, можно было выделить в особую группу, но на общую картину в стране они влияния почти не оказывали. Впрочем, об ученых ниже.

Вот уже тут я вполне уверен, никакой стратегии, никакой целенаправленной системы оболванивания не было. Просто постепенно, с годами сложилась структура, где людьми было бы просто и удобно управлять. Вот так и образовалась у нас держава четырнадцатилетних. Образовалась, да и лопнула, обнаружив свою полную несостоятельность. Нельзя, все таки, без взрослых. Разве что в образцово-показательной трудовой колонии для малолетних преступников под руководством Антона Семеновича...

 И, наконец... Итак, в новый режим наша держава вошла населенной людьми с подростковой психологией. Даже хуже – если у настоящего подростка есть жажда знаний (которую с такими трудами удавалось выбить из него школе), есть детский гонор – «Я взрослый! Я самостоятельный! Не относитесь ко мне, как к ребенку!» – то из наших «подростков» и эти замечательные свойства были выбиты. Так что типичный советский человек – это подросток с кастрированной психологией. И времени на «перековку», на взросление было отпущено до ужаса мало.

Во мне вызывает просто восторг тот факт, что людей, в которых «взрослость» до конца придушить не удалось, оказалось достаточно много. В первых рядах пресловутых «новых русских» были, вполне естественно, те, кто и в предыдущей жизни мог себе позволить быть более или менее самостоятельным – бывшие «экономические преступники» и... ученые. Причем, еще неизвестно, кого больше. Было бы интересно посмотреть на статистику, но, к сожалению, она мне недоступна.

Остальные же повели себя «ну прямо как дети» – пошумели, побушевали, обнаружили, что новые взрослые с ними все равно не считаются, и погрузились в прежний режим жизни. Вот они – «протестный электорат», «молчаливое большинство» и т.д. Но режим прежний, да не очень. Во-первых, у очень многих перед глазами есть пример соседа, который в 88-м или 89-м рискнул, поставил все на карту, а теперь в мерседесе ездит. Во-вторых, делает свое черное дело его величество Время – старики стареют, а молодежь уже очень точно и с самых молодых ногтей знает, что Старшего Брата, который будет за них думать и «открывать для них все пути», больше нет. Россия переживает самый натуральный переходный возраст. Мальчик становится мужчиной, девочка – женщиной. Процесс этот отнюдь не безболезненный, некоторые люди до «взрослости» и не доживают, но он неизбежен.

 

Комментарии

Добавить изображение