МЕСТО ВСТРЕЧИ (сценарий для телеспектакля «Куклы»)

Скромная вилла (или, быть может, роскошная тюремная камера). В углу мерцает телевизор, в телевизоре - крупно - группа «Любэ» исполняет свой знаменитый хит «Атас». Звучат слова песни: «Глеб Жеглов и Володя Шарапов засиделись в ночи за столом…». За столом двое мужчин узнаваемой наружности - Владимир Гусинский и Евгений Киселёв. Они обсуждают план ареста Семьи швейцарской прокуратурой.
Киселёв (голосом Жеглова): Значица, так, Володя, щас оформляем тебе справку об освобождении из испанской сигуранцы и отправляешься в Кремль. Надо выманить их оттуда в Швейцарию. С Пал Палычем плотно поработали и он сочинил братве в Кремль «маляву», вот послушай. А пишет он им (надевает очки), в частности, вот что: «одному мне западло всё на себя брать и, ежели не выручите, я эту чалму на всех размотаю». То есть, намекает, что, коли не захотят подельники освобождать его со швейцарского кичмана, он сдаст прокуратуре все банковские счета Семьи.
   Гусинский (голосом Шарапова): А вдруг они меня возьмут да снова в Бутырку безо всяких разговоров, ты ведь знаешь, Женя, как их наши «Куклы» достали?
      Киселёв: Позвонишь Тане, скажешь, что Пал Палыч с кичмана записочку передал и вот ещё платочек. На, держи. На нём вышиты номера её секретных банковских счётов. Таня как вот это (сморкается в платок) увидит, так сразу поймёт, что в Швейцарии началась реальная борьба с отмыванием незаконных денег. А на словах скажи, мол, будь со мной ласкова и всё такое, а то мы про твоего папу всю правду в телевизоре расскажем, никому в Семье тогда мало не покажется.
      Гусинский: А они поверят?
  Киселёв: Куда ж они денутся? Им без этих денег не жить. И вот что ещё им Пал Палыч в своей маляве сообщает. До сих пор ведь он в полной несознанке сидел, а теперь решил заявить следователям, что хочет признание сделать. Швейцарские прокуроры обрадуются и повезут его на следственный эксперимент в тот банк, где счета Семьи хранятся. Вот там-то, пишет Пал Палыч, в банковском подвале, можно будет незаметно взятку-то и всучить операм швейцарским, чтоб они его отпустили и Семью тоже чтоб впредь не беспокоили. Понял идею? Только в ермолке в Кремль не ходи. Ну и рожа у тебя в ней, Шарапов! Смотри, кремлёвцы тебя с Абрамовичем перепутают, да денег потребуют - не расплатишься.
***
Наздратенко и Чубайс втаскивают Гусинского, заломив ему локти к лопаткам, в двери с табличкой «Администрация президента». За дверями - обширный кабинет, в кабинете - длинный стол, во главе стола в кресле - Волошин, у него на коленях - чёрная кошка. За столом, уставленным жратвой и бутылками, - хорошо узнаваемые персонажи, олицетворяющие Семью, включая Путина в кимоно.
Чубайс (подталкивая коленом Гусинского к пахану): Шеф, смотри, кого мы в Останкино поймали.
 Волошин: Садись, мил человек, про дела наши скорбные покалякаем.
      Гусинский: Спасибо, папаша (картинно кланяется), но только не сяду я, насиделся уже по твоей милости, не хочу я снова в Бутырку, в Гибралтар уеду, не посадишь (тут на Гусинского наваливаются обитатели воровской малины и силой сажают его на стул перед паханом), всё равно уеду, всё равно уеду, не посадишь, уеду… (пахан снимает с ноги валенок и лупит им Гусинского по физиономии, тот замолкает). Кошка убегает по клавишам фортепьяно, из-под лап звучат такты «Мурки», Путин, пригорюнившись, смотрит на возню, Татьяна заправляет в ноздри кокаин, Чубайс наливает Гусинскому стакан водки, Наздратенко угощает его воблой. Пленник залпом пьёт водку, обливаясь горючими слезами.
Волошин: Вот так-то лучше. Признаёшь над собой нашу крышу? А то, смотри, мы тебе срок в момент оформим. Эй, Промокашка, за что будем сажать, напомни.
Прокурор: помилуйте, Ваше Превосходительство, не сажайте, я ж обещал, что квартиру свою отработаю, слово чести…
    Волошин: да не тебя, дурак, вон его (указывает валенком на Гусинского). Мордастый прокурор живо бросает в стоящий перед ним на столе таз недоеденного поросёнка, вскакивает и, степенно вытря рожу рукавом, а руки об галстук, достаёт из рукава мундира бумажный свиток.
Прокурор: приговор по делу «Семья Российской Федерации против НТВ»…
Волошин: короче, Склифосовский, сколько?
Прокурор: 400 тысяч долларов, но я отработаю, слово чести…
    Волошин: да не тебе, а ему, вот этому - тюрьмы лет, сколько?
Прокурор: сколько прикажете, Ваше…
Волошин (Гусинскому, торжествуя): Во, понял? Я ж тебе говорил, что доведу до цугундера! Опьяневший Гусинский не отвечает и лишь молча стучит воблой об край стола.
     Волошин (подозрительно): Ты что этим хочешь сказать? Что, Палыч на нас швейцарам уже настучал? Гусинский утвердительно икает, а затем отрицательно мотает головой и падает со стула.
     Волошин: Ну что ж, господа, надо идти соратника из беды выручать. А вот этого (указывает валенком на Гусинского) возьмём с собой. На всякий случай.
      Путин: Шурик, не верь ты ему, видишь, он же ничего не соображает. Услышав голос Президента, Гусинский оживляется и даже пытается приподняться с полу. В его глазах сливаются Путин в кимоно и Татьяна в сарафане.
Гусинский: Благослови, мать, на святое дело идём! (Падает мордой и засыпает).
***
Утро на воровской малине. Глава Администрации будит спящего медиа-магната.
 Волошин: Вставай, пойдёшь с нами на дело.
      Гусинский: Не пойду, мне Пал Палыч велел только записку вам передать и денег за это пообещал.
     Волошин: А если должок НТВ «Газпрому» спишем, пойдёшь?
Гусинский: Да я за это - всё что хотите!
   Волошин: Промокашка, оформи этому лоху списание долгов по кредитам. Через мой банк.
      Гусинский: Нет, через мой.
  Волошин: Слушай, зачем тебе столько денег? Впрочем, ладно, чёрт с тобой, согласен. Эй, братва, все готовы? Тогда выходим.
Толпа скапливается у двери, над которой мигает надпись «Вход в Интернет», Волошин вращает ручку, толстая металлическая дверь откатывается в темноту. Путин крестит вслед уходящих сообщников, бандиты по очереди исчезают в слабо освещённом узком коридоре, который должен вывести их в подвал швейцарского банка. С воблой в руке, Гусинский оказался где-то в середине цепочки, между Наздратенко и Чубайсом. Последний несёт в руках картонную коробку с деньгами (это ясно их надписи «Xerox» на коробке, а также тому, что Чубайс на ходу озабоченно пересчитывает активы: «…пол-миллиона да ещё пол-миллиона, вроде бы должно хватить, это ж не избирательная кампания…»). Казавшиеся от входа слабо освещёнными, стены коридора оказались состоящими сплошь из множества телевизионных экранов. «Это, выходит, и есть Интернет?» - наивно спрашивает неопытный Наздратенко. Не останавливаясь, Волошин рявкает, чтоб не болтали, и все послушно потрусили за паханом дальше, равнодушно озирая стены коридора, мерцающие цветными телеэкранами.
Идут долго, но время в Интернете, как известно, не ощущается. В банде начинается смутный бубнёж, типа «Когда же Швейцария?». Пахан впереди останавливается, чтобы получше разглядеть Киселёва, которого показывают сразу на нескольких экранах берущим интервью у Пал Палыча в швейцарской тюрьме. И как раз в этот момент все экраны на стенах Интернета разом мигнули и погасли, а остался гореть лишь один, почему-то чёрно-белый и прямо напротив лица Гусинского. С экрана на него в упор смотрела необычно серьёзная Татьяна Миткова. И не успел Гусинский даже рта открыть, чтобы спросить, чем это она так озабочена, как телезвезда НТВ, вдруг наклонилась к нему со стены и, схватив за лацканы неожиданно большими и сильными чёрно-белыми своими руками, молча потащила его в недра экрана. Да так энергично, что несчастный предприниматель успел лишь пару раз судорожно дёрнуть ногами, пока его перетаскивали через подоконник, а затем, падая вниз, сильно ударился головой обо что-то твёрдое, уронил воблу и потерял сознание. В Интернете стало совершенно темно. Все оцепенели. Прорезался голос пахана.
Волошин: Толян, это опять твои шуточки? Пасть порву!
 Чубайс (дурным голосом): Не-е, шеф, это не я. Шухер!!!
Волошин: Заткнитесь все! Володя, Володенька, отзовись, ты где? Киселёв, ты меня слышишь, мы ж твоего кореша сейчас на куски рвать станем (скрежещет зубами).
В ответ - лишь ватная тишина, иллюстрируемая неясными сполохами по стенам…
Между тем, Гусинский пришёл в себя. В студии было пусто и холодно. Он кое-как встал на ноги и, ничего не соображая, побрёл неведомо куда, держась рукой стены. Шёл он так довольно долго и уже было хотел поворотить назад, но вдруг зацепился ногой за кабель и снова упал, на этот раз более удачно, на вытянутые руки. И сразу же по глазам ударил яркий дневной свет, рядом послышались негромкие голоса. Не пытаясь встать, он лишь приподнял голову и увидел стоящих в нескольких шагах от себя Славу Тихонова и Олега Табакова - совсем молодых, в чёрной униформе офицеров СС. Кажется, они его не замечали. Распростёртые у их ног тела каких-то людей, сообщали скудному пейзажу внутреннего дворика рейхсканцелярии некую нереальность. Как раз в это время Штирлиц услужливо подсовывал Шелленбергу папку с имперским орлом на обложке, а бригаденфюрер, подписывая на папке акт о ликвидации, что-то ему говорил ему своим кокетливым голосом Кота Матроскина.
   Шелленберг: Надо же, оказывается у бедняги Стальевича была старческая гречка на плешке, а Валя носил такие высокие каблуки… Незаметно обернувшись, Штирлиц посмотрел прямо в глаза Гусинскому и сделал умное лицо. Он вроде бы даже хотел что-то сказать, но в это время Шелленберг вернул ему папку с его провальным рапортом рейхсфюреру, разведчики завели разговор о миссии пастора Шлага в Швейцарии и неторопливо удалились из кадра.
Картинно раскинув руки-ноги, вокруг недвижимо лежала вся Семья.
Пронесло - успел было подумать Гусинский, но тут раздался контрольный выстрел и всё кончилось.
Под щемящую музыку Таривердиева по экрану пошли титры и чьи-то начищенные до фанатического блеска сапоги, а над ними - гестаповское галифе и «люгер» стволом вниз, небрежно покачиваемый рукой в чёрной перчатке.