НАВАЖДЕНИЕ ОДЕЖДЫ
06-10-2002Недавно, перебираясь через фетовские развалы, завалы и перевалы, я никак не мог перепрыгнуть через одну строфу и в сладострастном запале все карабкался на нее опять и опять:
Печальная береза
У моего окна,
И прихотью мороза
Разубрана она…
И вдруг понял почему!
Белая береза под моим окном
Принакрылась снегом, точно серебром…
Меня ошеломил разительный контраст между легкостью или даже незримостью наряда березы у Фета и непереносимой тяжестью облаченья березы у Есенина.
Но не только это. Еще больше захватывает схожесть не чувства, выраженного в стихе, а того ощущения, которое неодолимо соединяет эти строки, словно прочное коромысло - чаши весов, на одной из которых покоится невесомое морозное убранство, а другую страстно тянет к земле серебряная хламида.
И дело здесь не только в контрасте композиционного приема: ухода от одежды (которая, конечно, не что иное, как само поэтическое ощущение любовной связи) у Фета и прихода к ней (одежде) Есенина.
Хотя контраст невероятный! У молодого Фета - легкое расставание с мимолетной особой, а у зрелого Есенина - неизбежность встречи с особой, увы, полностью сформировавшейся.
И контраст этот только усиливается оттого, что у Фета, конечно, не "прихотью мороза разубрана" береза, а сам поэт просто уходит от юношеского огорчения, в то время как Есенину идти некуда - он в конце пути. Откуда же одинаковость возникающего от этих строк ощущения? Ясного ощущения одежды - этого утробного гласа, возвещающего появление Ее Величества - Истинной Поэзии в роскошном котиковом манто с соболями!
А очень просто - утрата! Ощущение утраты не подлежит сомнению ни в первом, ни во втором случае.
Но если в первом случае одежда очевидна, и фетовский гений, забавляясь, лишь слегка приподнимает ее за края кончиками своих поэтических пальцев, то и во втором она возникает с не меньшей очевидностью, потому что одежда - есть последнее и единственное прибежище скорбного тела.
Читая Фета, ясно видишь - как ни отбрасывай в юности черный похоронный сюртук, он навсегда опустится на твои плечи, стоит лишь протянуть ноги.
Слушая Есенина, вы чувствуете, как плоть ваша мерзнет "под <- его >- окном", и одежда тотчас же спешит обогреть ее.
У Фета одежда искрится веселыми блестками: "Ах, береза не греет? Так брось ее, хоть под этим окном. Весь бесконечный подиум жизни перед тобой, и грезы кружат в нем легким ворсом демисезонных моделей."
У Есенина одежда шуршит: "Принакрылась береза, попала на бабки и впала в маразм? Что с того! Грезы все также кружат над тобой, хотя и настоящей зимней шинелью."