В РОССИИ ОСТАЛСЯ ОДИН ИНАКОМЫСЛЯЩИЙ ПИСАТЕЛЬ, И ТОТ - АНТИСЕМИТ

Надежда Кожевникова, литературный критик и журналист, дочь известного советского писателя Вадима Кожевникова, многолетнего редактора журнала ''Знамя'', Вадима Кожевникова. Сейчас она живёт в Америке. Её вгляд на скандальную книгу ''Господин Гексаген''(ГГ) Александра Проханова, книгу победившую в последнем Нацбесте (''Национальном бестселлере'') явно не тривиален.

Потому что либерально-демократическая общественность, а попросту, литературная тусовка, представляющая не очень дружное, но большинство дружно осудила Проханова и его книгу. Причём, осудила по всем параметрам, включая не только содержание но и язык и стиль и всё, что угодно. Заодно досталось Виктору Топорову, главному журщику ''Нацбеста'', Льву Пирогову, человеку, который привёл Проханова в ''Ад Маргинем'', где ГГ был опубликован с подачи Пирогова, и, наконец, ренегату Когану. Банкиру, который дал на все это деньги и отдал свой голос, как решающий, именно Проханову. Ренегату, потому что человек с фамилией Коган не должен был поощрять ужасного антисемита Проханова. Но главное, что Проханова почти единогласно осудили как злостного графомана. Вдоволь цитируя отдельные куски из ГГ и всячески издеваясь над цитируемым. Надежда Кожевникова признавая, мягко говоря, оригинальные политические взгляды Проханова, не хочет соглашаться с большинством. Она считает, что Проханов написал талантливый текст.

(Dan Dorfman).

Как–то, в далёкие уже времена, я услышала от одного из советских классиков, что хотя преимущества социализма бесспорны, а вот что касается литературных сюжетов, при капитализме их больше. Но классик ошибся. В России сейчас капитализм, между тем у теперешних авторов не прибавилось ни содержательности, ни изобретательности, ни зоркости, ни глубины. А что еще заметней, размылось то, без чего творчество невозможно: притягательность лица с “необщим выражением”

Пишут много, пишут бойко, пишут так, будто под разными именами сочиняет кто–то один, не иначе как гермафродит. Ведь именно женскими фамилиями украшены сборники крутых, забористых, кровожадных детективов, приперченных жесткой порнухой. А мужскими, напротив, бесконечные, бессюжетные, с налётом истерики повествования, под названием “постмодернизм”. Хотя и у той, и у другой продукции фирменный знак общий: отстранённая, снисходительная, с лёгкой издёвочкой интонация. Наплевательская, если точнее.

Когда модели высокой моды, haute couture, запускают в массовое производство, изысканность, элегантность утрачиваются, получается именно ширпотреб, часто нелепый, уродливый. Так же ирония, лишившаяся избирательности, аристократизма, умудрённости, поставленная на поток, оборачивается плебейским хохотом, тупым, сторылым гомоном толпы. И если на фоне общей натуженности, напыженности озорной смех раздаётся, он приносит освобождение, а в искусстве является новое имя, бывает даже плеяда имён.

Но подражание озорству жалко выглядит, неуместно. Да и почему–то, так уж сложилось, гиганты отечественной словесности редко бывали заправскими шутниками. Сарказмом – да, жгли. Видимо, и менталитет, и российская действительность не располагали к изящной остроте, а чаще к боли, к возмущению, гневу за унижения человеческого достоинства.

А теперь, современная наша жизнь что ли к байкам располагает?

Трупы, найденные на чердаках, взорванные автомобили, похищения среди бела дня, с целью выкупа, либо из мести, рухнувшие самолёты, мосты, а сообщают об этом теледикторши, жеманясь, кокетничая, как о чём–то забавном. Газетные материалы, как правило, лишены стиля, мнения, отношения пишущих к конкретным фактам. Иметь собственную позицию как бы считается старомодным. А может быть и небезопасным?

Но давайте оглянемся: гласность, пришедшая с перестройкой, занималась–то чем? – разоблачением прошлого, в тот момент уже рухнувшего и, если честно, реальной угрозы не представляющего. Очистить пространство от гнили, зловония трупов злодеев – задача важная, необходимая, и выполнена была честно, тщательно. Но это не то, что сражаться с живым врагом. Что же дальше? Наступило благоденствие? Непохоже. Между тем последние десять лет в современной литературе затишье. Хотя присуждаются премии, объявляются модные авторы: на день, на час? Но попытаемся припомнить хоть что–то, книгу, журнальную публикацию, всколыхнувших читательскую аудиторию так, как это
случалось в годы застоя. Выясняется, по сравнению, отнюдь не глухо–немого.

Или российские литераторы способны творить – издавать стон лишь “из–под глыб”?

Ан нет. Александр Проханов в своём новом романе “Господин Гексоген” взорвал зеленовато–серую ряску болотной сонливости, в которой непростительно долго пребывали его коллеги. Способ, средства, им тут применённые, вообще говоря просты, известны из образцов, причисленных к классическим и, получается, не отменённых.

Читатели, люди, соотечественники, закормленные развлекательной дешёвкой, ждали, видимо, когда же с ними заговорят всерьёз. Без ужимок–уловок шоуменов, затасканных по тусовкам. Страстно, с беспощадной правдивостью.

Про то, что сейчас, что составляет нашу жизнь, с её надеждами – миражами и каждодневными, ставшими будничными кошмарами. Заговорят в полный голос, не опасаясь лишиться чьей–либо благосклонности, поощрений, да просто подачек

А ведь что удивительно, еще, условно, вчера, то есть до публикации “ Гексогена”, упоминать имя Проханова в приличном обществе предосудительным считалось. Сам постарался: его передовицы в газете Завтра”, им же возглавляемой, создавали четкую полосу отчуждения, неприятия у интеллигентной, нормальной публики. Казалось: он что ли нарочно? Путь им выбранный, декларируемый, заведомо обращён был в тупик. Хотя иной раз, прочтёшь, и берёт досада: блистательно сделано и, вместе с тем, до чего же гнусно, слепо. Болен, тяжело болен человек.

Но вот появился роман, и мало того, что оказался в числе бестселлеров, получил престижную премию “Новая лучшая книга” – люди с безупречным вкусом, профессионалы, интеллигенты такие, как скажем, Лев Анненский, выказали своё восхищение. Да и в книжном магазине на Брайтоне, где я “Гексоген” купила, рекомендовала мне его работающая там девушка: Не будете разочарованы, крепко написано”. То, что в её лице явно наличествовали черты нации, Проханову ненавистной, оставим на потом.

И еще парадокс: “последний солдат империи”, как Александр Андреевич сам себя называет, если бы она не развалилась, был полностью предсказуем в своём карьерном взлёте: возник бы еще один, пусть новой формации функционер, должностное лицо, а вот талантливого писателя с такой фамилией мы бы не узнали. Он к этому твёрдо шёл, к секретарству в Союзе писателей СССР, казённой “ Волге”, даче, кремлёвскому пайку, назначению главным редактором в толстого, как тогда говорили, журнала и прочее, прочее, что полагалось в пакете за лояльность к власти.

Началось с публикации романа “ Дерево в центре Кабула”, где он открыто, с некоторым даже вызовом встал на сторону режима, дряхлеющего на глазах, разочаровывающего даже тех, кто ему всю жизнь верно служил.

Он, Проханов, собственно, был один такой, молодой, яркий, кто сомкнулся со стариками. Посредственностей, угодливых подхалимов, пятки начальственные облизывающие, в расчёт не берём, такая челядь при барах всегда находится.

Но Саша, как я тогда его называла, в период их дружбы с Володей Маканиным, был не им чета, и потому его выбор тот же Маканин расценил как предательство.

Проханов отдалялся от сверстников, бывших друзей, вс наглядней, демонстративней, поощряемый влиятельными литературными аксакалами, типа Георгия Маркова, осторожно– трусливого пастуха писательского стада.

Я как–то сказала, спросила: “Саша, зачем тебе это, ведь ты из другого времени, а пытаешься встрять в то, чужое, когда, может им и деваться–то было некуда, а ты сам лезешь, добровольно”. Он не ответил, взглянул прозрачными, с зеркальной поверхностью глазами, не вбирающими, не отражавшими ничего, что расходилось с его собственным мнением. Я подумала: карьерист, значит, всё–таки…

Теперь допускаю, что он, азартный игрок, поставил не на то, не на тех, просчитался, а “либеральная общественность”, торжествуя победу, загнала его в угол, вынудила к оппозиционности. Он, как загнанный зверь, яростно, брызжа слюной, кидался на всех, врагов, обидчиков и вовсе непричастных, а от злобы, от жгучей мести талант скукоживается.

Но всё же он, создатель, сумел, как видим, себя преодолеть, развернувшись всей грудью к народной беде, в отличие от других, сладкоежек.

Суть романа – поиск героя тех, для кого государственные интересы выше личных. Но таковых не обнаружилось нигде. И еще сокрушительнее: выяснилось, что и государства–то не существует, одна видимость, “структуры”, предназначенные для сбора мзды, взяток. К
атастрофа в сознании человека, воспитанного на служении родине. Полное, беспросветное одиночество.

Диагноз: никаких иллюзий. Всё растоптано, продано, разворовано.

Нет государства, нет граждан, нет общества – криминальный сброд. Из положительных персонажей: валютная проститутка, юродивый и наивный парнишка. “Образ счастья” – война, где было ясно против кого сражаться. Коллапс.

Этот “пейзаж после битвы”, на мой взгляд отвечает российской действительности. А вот лужковская Москва, рестораны, бутики – так, декорация, на фоне которой дергаются марионетки с опознавательными табличками “ депутат”, демократ”, “ чиновник”, “поэт”, “певец”, “чтец–декламатор”. А вот писатель нашёлся один, не побрезговавший погрузить персты в язвы, вспоровший реалии жизни при суррогатном капитализме, с отсутствующими рычагами управления, без намёка даже на социальную справедливость, попыток хотя бы удержать, приостановить стремительное обнищание большинства и преступное, небывалое обогащение малочисленной группы.

А всё–таки, хотя роман читается взахлёб, сделан мастерски я, к примеру, прикипела намертво уже на первых страницах, где герои пьют пиво, закусывая креветками, похожими на маленьких, розовых, распаренных женщин, вышедших из душистой бани – есть “но”… И “НО” такое, что заслоняет, перечёркивает всё прочее. Так бывает, когда в деликатесное, изысканно приготовлённое блюдо попадает кусочек недоброкачественного продукта и обеспечена рвота, тошнота. Вот и роман Проханова, несмотря на финал, блистательно выстроенный, оставляет неприятный, металлический привкус, и невозможно его ничем заесть, запить. По русской пословице, достаточно ложки дёгтя, чтобы испортить всю бочку мёда. Проханов с нами, читателями, поступил именно так. И не простить, не забыть это невозможно.

Шовинизм, расизм, антисемитизм – оскорбительное нарушение норм человечности, из разряда тех пороков, что связаны с глубинным извращением, душевным изъяном, губительным как раковая опухоль. Новая книга Проханова отравлена такими вот ядами. Обидно. Писатель отменный, но вот иметь с ним дело, общаться – нет, нельзя.