"ЗОЛОТОЙ МИЛЛИАРД" : ГЛОБАЛЬНЫЙ ПРОБЛЕМНЫЙ ПРОЕКТ (футурологический этюд)

01-01-1998

Alexander Levintov

"Как всякий идиот, он мыслил большими масштабами.

Александр Зиновьев "Зияющие высоты"

Эта небольшая работа написана по мотивам и в противовес "Глобальному человейнику" А. Зиновьева – беспощадной карикатуре на будущее человечество, -- а к кому и к чему уважаемый Сан Саныч небеспощаден? И, делая эту реплику, я, в отличии от своего вышестоящего коллеги, сразу оговариваюсь, что любая футурология – модель, а потому редуцирует будущую реальность до неузнаваемости и невозможности, а, коль скоро это модель, необходимо выложить фундаментальные допущения, на которых она строится и сомнительность которых и обеспечивают модели нереализуемость, слава Богу. Фундаментальные допущения и
Современные демографы, экологи, экономисты, географы, социологи, философы все более сходятся во мнении, что планета наша и мы сами в своих технических возможностях в состоянии обеспечить благополучную и вполне счастливую жизнь далеко не всем жителям Земли. Разумеется, это мнение можно назвать неомальтузианством и мракобесием, но – практика и поведение многих людей и социальных групп – стран, народов, муниципий подтверждают его.
В литературе уже утвердилось понятие "золотого миллиарда" обреченных на благополучие и счастье, а всех остальных, не попавших в этот миллиард ждет в лучшем случае обслуживание и обеспечение этих обреченных. Рельеф благополучия, география "золотого миллиарда" не совпадает с рельефом заселения и концентрации населения. Так, перенаселенная Бангладеш на карте "золотого миллиарда" скорей всего просто пуста. В развитых странах сосредоточено более половины этого миллиарда, на долю США, например, приходится около 100 миллионов. В Германии в "золотом миллиарде" – каждый второй житель, а в Бурунди – каждый двухсоттысячный, в России, вероятно, каждый двадцатый и так далее. Но и внутри стран "золотой миллиард" распределен неравномерно – в крупных городах типа Нью-Йорка благополучные составляют всего 10-20 процентов жителей, а в маленьком приморском курорте Кармел (Калифорния) – 80-90%. В одних странах люди "золотого миллиарда" распылены по всей стране (Швейцария, Норвегия), в других – сконцентрированы в крупных и крупнейших городах (Россия).
Конечно, даже в самым благополучных и благословенных местах будут находиться крупицы неблагополучных, также как и среди копошения неблагополучных нет-нет да и высверкивают партизаны и десантники "золотого миллиарда". Человеческая жизнь на Земле все более и более организуется и ориентируется на "золотой миллиард", нужды, потребности, нормы, затеи и ценности попавших сюда, а вовсе не на все 5-6 (в дальнейшем – 8-12) миллиардов единовременно живущих. Рисунок жизни человечества определяется не густым и грунтовым слоем, а прихотливыми мазками и сочетаниями красок тонкого слоя "золотого миллиарда", блестящего от денег, материальных и духовных благ.
Кстати, критериев попадания в эту счастливую часть человечества несколько. Это – и уровень доходов, и уровень материального благосостояния (собственность движимости и недвижимости, запасы и сбережения), и уровень и характер образования, и включенность (подключенность) к сетевым инфраструктурам, таким как Интернет, банковским и кредитным системам и т.п. В результате воли человека попадать или не попадать в этот круг практически нет – этот вопрос решается за него, без него и невзирая на него. Постгосударственное человечество
Предстоящая и уже отчасти нынешняя история человечества делает для каждого человека все менее значимыми такие характеристики как этничность, гражданство и другую расовую или национальную принадлежность. Роль государства в жизни общества, особенно после окончания Третьей мировой, заметно снижается и на передний план выходят другие характеристики, такие, например, как личная кредитная история, членство в той или иной ассоциации или клубе, подключенность к сетевым инфраструктурам и тому подобное.
Каждый житель США напичкан карточками его идентификаций – банковскими и кредитными, водительскими правами и ААА (Американская Ассоциация Автолюбителей), карточками магазинов, бизнес-карточками и т.п. – одноформатными и очень компактными. Практически у каждого – один или два номера телефона, факс-модем и два и более электронных адреса, уже существуют мультикарточки и мультисредства: каждый доллар покупок превращается в милю бесплатного перелета, сто съеденных за год гамбургеров в Нью-Йорке обеспечивает бесплатное проживание в определенной сети гостиниц Лос-Анжелеса в течение трех ночей, если оплачена хотя бы еще одна ночь.
Мы начинаем жить в постгосударственном обществе, где встроенность и пользование инфраструктурами, сетями, мультисетями выходят на первый план. И чем больше плоскостей и сетей проходит через человека, тем более он связан с другими людьми и тем он значительней в собственных глазах и глазах других, не только окружающих, но и разбросанных по всему свету. На вопрос "ты кто?" мы перестаем указывать имя, гражданство, этническую или даже профессиональную принадлежность. Мы молча вытаскиваем из кармана небольшой бумажник и начинаем вываливать из него пластиковые карточки разных банков, клубов, ассоциаций и кредиток. Социальные константы
Существует две принципиальных социальных модели: четырехзвенная ("бушменская" – вождь-жрец-воин-шут) и трехзвенная ("троглодитская" – вождь-охотник-страж). Здесь используется вторая модель, но, естественно, в более цивилизованных наименованиях: социальный актор (термин Аллена Турена) – тот, кто в состоянии противостоять социальным явлениям и процессам, а, следовательно, изменять их; в наши дни наиболее заметными акторами являются кутюрье, рок-идолы и политические лидеры; весьма поучительно, что нынешние социальные акторы типа Билла Гейтса и Макдональдса, уже не удовлетворяются открытием очередного закона Ньютона (да и мы уже не удовлетворяемся такими революциями и инновациями), а действуют сетевым образом, набрасывая свои майкрософты и бигмаги разом на всю планету, делая мир гомогенным для своей сетевой инфраструктуры – нуждающимся в новой структуре повсеместно – и в пыли Калахари и в белом безмолвии Баффиновой Земли социальный агент – носитель социальных явлений и процессов; по отношению к акторам это – модницы, фанаты и члены политических партий, это те, без кого сети безлюдны и бесполезны социальные жертвы – выпавшие из общего социального потока: клошары, бомжи, бичи, хомлессовцы, нищие, попрошайки, бродяги, беспризорники, хиппари, мутное и беспросветное социальное дно. В развитых и социалистических обществах (Старая Европа, Австралия и Новая Зеландия, СССР и его сателлиты) соотношение этих трех слоев колеблется от 10:80:10 до 20:60:20. По-видимому, эти соотношения наиболее гуманистичны. В развивающихся обществах и странах, включая и "новые развитые" – от 10:10:80 до 20:20:60. В контрастных странах с динамичной миграционной ситуацией (США, Израиль) – от 1\3:1\3:1\3 до 40:40:20.
Первые два слоя живут в условиях социальной справедливости и гармонии симбиоза по типу "синьор-сэр" – кто-то обслуживает, кого-то обслуживают, при этом сервисные функции так развиты, что создается впечатление – все обслуживают всех. Почему социальные конструкции так примитивны и просты? -- Так ведь и социум, социальное – самое простое в человеке. Это особенно заметно в толпе – стихийном, случайном и многоголовом социуме: здесь мы быстро теряем себя, свои подлинные и сокровенные свойства, буквально звереем и поддаемся любым, самым животным страхам и страстям. Более всего мы боимся быть – толпой или из толпы, это унизительно и недостойно каждого из нас.
И чем дальше от человека та или иная социальная группа, тем она примитивней, тем больше в ней редукции человеческого: государство как социальный институт примитивней и бесчеловечней (бюрократичней), чем муниципия, финансовый мир бесчеловечней денежного, научное общество бесчеловечней научного коллектива, генштаб бесчеловечней взвода и так далее. ПОСЛЕДСТВИЯ ИЗ ФУНДАМЕНТАЛЬНЫХ ДОПУЩЕНИЙ Власть в функции понимания
Повидимому, это – основная функция власти, если, разумеется, она -- не единственная. Нам мнится и хочется думать, что это – единственная функция власти, а потому мы допускаем ее над собой, не ударяемся в анархизм и прочие социальные деструкции. "Вирус власти", поражающий многих, - весьма любопытное социальное явление, неважно, о какой власти идет речь: о политической ли, духовной, педагогической, врачебной, армейской, финансовой, вокальной власти оратора, трибуна, краснобая или анекдотчика, власти таланта или рекордсмена. Власть есть прежде всего проявление воли, воля же – редукция понимания до возможности поставить и реализовать цель. Нормальному и обычному человеку, человеку в спокойной социальной среде, индифферентной к собственно-человеческому в человеке, цели не нужны, и он спокойно обходится протоцелями – мотивами, интересами, желаниями, нуждами, заданиями, приказами, распоряжениями, установлениями, заботами и потребностями. Цели, взыскующие к действиям и переменам, -- сугубо технические средства организации, руководства, управления, в общем виде – менеджмента и власти. Власть становится неограниченной по мере своей незаметности. Это хорошо понимали абсолютные монархи и люди с Лубянки. Чем меньше власти – тем ее больше. На этом парадоксе построена вся американская демократия: власть осуществляет себя не очевидными приказами, законами и демократизаторами резиновых дубинок, а стоящими за этими атрибутами власти национальными ценностями, традициями и нормами совместного проживания в этом месте, но во все времена. Логика повседневного поведения и рационализма властвует в гораздо большей степени, чем федеральное правительство, правительство штата и муниципалитет вместе взятые. Чем выше ступень властной иерархии, тем надо больше воли и меньше понимания ибо само понимаемое по мере удаления по этажам власти примитивней и проще, бесчеловечней. Чем выше – те прямолинейней и примитивней, ясней цели. Туманный юноша у подножия власти и сформулировать-то не может, чего же он хочет у этой горы. Стоящий на вершине и убеленный достигнутым ясно видит свои горизонты и горизонт подавляемой им горы.
Что надо, чтобы, достигнув, удержать власть? -- Если речь идет о минимальном уровне социальной власти, например, городском, то достаточно установить на каждой лестничной клетке один электросчетчик на всех четырех хозяев или один водомер на все четыре семьи или присылать всего один счет за междугородние телефонные разговоры – и ваша власть станет вечной. Потребуется создать сеть служб по разбору взаимных претензий по поводу света, воды или телефонных разговоров, потом возникнет сеть по контролю за сетью, рассматривающей претензии, над ней – следующая. Люди будут подобострастны по отношению к этим этажам власти в той мере, в какой намерены склочничать друг с другом.
Чтобы установить диктатуру в классе, учителю достаточно иметь всего одного ябеду – и тот перебуравит всех детей в их ярости и ненависти к ябеде и друг к другу. Чтобы укрепить государственную власть, достаточно стравить друг с другом две-три соседние области по любому ничтожному поводу – из-за границ, взаимных загрязнений или расхождений в Богопочитании.
Стремление вверх по лестнице власти есть убегание от сложностей человеческого существования и укрывательство в примитивных социальных эмпиреях. Власть и включенность в сети
Собственно, здесь две проблемы: с одной стороны, власть теперь может осуществляться только по каналам и капиллярам сетей, она сама – часть инфраструктурной паутины; с другой – власть и есть сеть, а потому изобилие инфраструктурных сетей означает полифонию властей. Вихри системные веют над нами...
Власть все более набирает технологическую, нормативно-регулирующую функцию, она становится все более безымянной и анонимной. Представитель власти – это скорее инструктивный документ, чем иссинябритощекий полицейский или улыбчивый депутат. Предвыборная борьба за власть – не радуга обещаний, а веер допустимых возможностей, властолюбие – щелчки мыши, а не грохот кулаком по столу. Власть становится массовым явлением, но объем и спектр власти, удерживаемой каждым микроскопичен: во время матча супербола все американцы прикованы к телевизорам, и полицейские отдыхают, зная, что по улицам сейчас ездят только развозчики пиццы, на фоне рекламы которой и идет трансляция матча – вот почему полицейские так любят футбол и пиццу. Власть и семья
Семья – минимальное социальное образование и потому – самый сложный и самый человечный социум, море страстей и трагедий, источник человеческого счастья и очаг благополучия.
Недаром и не зря, выдвигаясь на самые высшие государственные посты и должности, претенденты выпячивают свои семейные отношения, делают своих жен и детей публичным зрелищем и залогом своего успеха, хотя к управлению страной семейное благополучие отношения не имеет. Но, рассуждаем здраво мы, избиратели, если у этого человека все так хорошо дома, в семье, то и на государственном посту ему хватит понимания и мудрости.
Надежда, что хороший семьянин будет на верху власти понимать не только социальные редукции и абстракции ("Долг перед Родиной и Отечеством", "Судьбоносный Период Истории", "Высшие Интересы Государства" и прочую хренотень), но и привычные нам человеческие сложности, питает нас на выборах. И мы сильно надеемся, что его сладкие обещания не выльются в угрозу массового лесоповала. И мы не замечаем, что плохой семьянин или выходец из неблагополучной семьи, если попадает во власть, то превращается в изверга и тирана – ему или нечего понимать или редукция его понимания по мере продвижения в карьере проходит искаженно, с болезненными последствиями для нас. Власть и образование
Предполагается, что образование – сложный полипроцесс социо-культурного воспроизводства, включающий в себя просвещение как освоение знаний и духовных ценностей, воспитание как освоение норм и правил поведения и коммуникации в социуме и обучение как освоение навыков профессиональной деятельности. С таким пониманием образования в его ходе происходит вовсе не выявление и вскрытие творческих способностей или профессиональной пригодности к чему бы то ни было, не формирование личности как некоей уникальной монады Человека, а подгонка и калибровка робкого человеческого материала под культурные, моральные и технологические стандарты и нормы. В семье, школе и церкви мы не образовываем и не образуем нового человека-творца, а кроим и лепим тварного человека, навязывая ему образы (нормы, правила, догмы, аксиомы и даже всякие предположения и гипотезы, но обязательно в догматическом виде).
Всякий не справляющийся с овладением этими нормами, шаблонами и стандартами – потенциальная социальная жертва, бомж и бродяга, потенциальный отброс общества, его сливки и спивки; всякий протестующий и преступающий их – потенциальный актор, которому, как преступнику сложившихся норм, – не место у костра, если, конечно, он не достигнет успеха.
И этот социальный актор, бунтарь, творец, гений (Бетховен) или злодей (Наполеон и Сталин) имеет право на приличное существование только в случае социального признания, даже если это признание – осуждение. Тут важна небезгласность. Ведь и творчество не однозначно. Можно творить и создавать нечто совершенно новое – новые средства и инструменты, например. А можно – творить и создавать новые связи между уже известным. Можно творить крюковое музыкальное письмо или нотную запись – и никто не признает это даже за творчество; можно, используя уже известную технику записи и известные всем семь нот, сочинять Пятую Бетховена или Пятнадцатую Шостаковича. Первые, творцы средств, обречены чаще всего на умолчание, вторые – на хулу, славу и любую другую форму социального шума. Потому любое образование строится так и таким образом, что узкая щель творчества доступна только для творения новых связей в уже известном, а совершенно новое в средствах и инструментах дается необразованным неучам и невеждам типа Архимеда и Эдисона.
Хорошим же считается то образование, в результате которого человек обретает некоторую нормативную сумму нормативных знаний, навыков, привычек и стандартов поведения и реакций в социальной среде, а, главное, -- отсутствующую рефлексию этого багажа и своего распоряжения им.
Невесть откуда взявшееся творчество или творение, которое мы даже не знаем, куда присобачить и с чем съесть, называется пошлым явлением и остается таковым, пока не появится некто, кто может поставить это в культурный ряд между прочим. Так Гете, обозвав Шекспира гением, вставил малоизвестного драматурга в один ряд с Софоклом и собой. Власть и экология
После того, как мы окончательно убедились в том, что в состоянии изменять среду своего существования не только в горизонте видимого, но и в планетарном масштабе, не только сиюминутно, но и навсегда и необратимо, экология стала орудием власти и политическим инструментом.
Реально, в условиях технизированной среды существования, идет не возвращение к стандартам "чистой" среды, а подгонка человека к изменяющимся техноприродным условиям. Экономически проще изменить психологию и даже биологию людей, чем их среду. И уже никого не удивляют заключения физиологов о том, что в атмосфере малых концентраций выхлопных и прочих мусорных газов активизируются интеллектуальные, особенно творческие способности людей (я сам был долгие годы благодатным подопытным кроликом, который, чем больше его травить газом или спиртом или тем и другим одновременно, тем лучше ему думается, сочиняется и работается).
Стандарты человеческого здоровья и качества среды ползут – и явно не в лучшую сторону. Видимая всем угольная сажа сменяется невидимыми излучениями и концентрациями тончайших ядохимикатов, чем глубже переработка и очистка, тем тоньше и смертоносней остающиеся отравы. Люди "золотого миллиарда" расползаются по поверхности, расселяются и распыляются, не желая ни с кем концентрироваться, а потому оставляя огромные и комфортабельные пространства почти незаселенными. Эти избранные долгожители приобретают экзотические для других болезни и пугают ими оставшихся за бортом. Так, 90% мужчин после восьмидесяти лет приобретают рак простаты, но эта болезнь недостижима для российских мужчин, на 90% вымирающих до шестидесяти лет. Власти выгодно дурное качество среды в местах скопления человеческого материала – этот материал становится недолговечным, его не надо содержать на старости (он просто до нее не доживает), а ранняя смерть заставляет этот материал интенсивно репродуцироваться и поставлять на рынок новые генерации. Уединенность среды "золотого миллиарда", будь то город миллионеров Пейббл Бич в Калифорнии или подмосковная Ильинка для политической элиты, резко контрастирует с насыщенностью среды обитания остальных. Власть и кризисы
Важнейшим рычагом власти являются кризисы – вот почему они не исчезают и носят столь затяжной характер, что межкризисные щели времени нами уже не замечаются – мы переходим из одного кризиса в другой, подгоняемые и угнетаемые средствами массовой информации, которые только кичатся тем, что они – "четвертая власть".
Кризис – это прежде всего способ внедрения тех или иных технических, социальных, всех прочих инноваций. В безкризисной ситуации преодолеть сопротивление всегда консервативного и косного общественного сознания практически невозможно. Греция долгое время отставала от большинства европейских стран по уровню автомобилизации. Потребовалось устроить шумный и затяжной экологический кризис, чтобы протащить закон о том, что по четным дням можно ездить только на машинах с четными номерами, а по нечетным – с нечетными. Естественно, это заставило многих купить второй автомобиль и таким образом уровень автомобилизации в считанные годы удвоился. Борьба с курением приведет к долгожданным структурным изменениям в медицине и, наконец, подорвет монопольно высокие гонорары онкологов и стоматологов.
Исторически ощутимые кризисы приводят к социальным подвижкам и перераспределению людских масс из "золотого миллиарда" или в "золотой миллиард". Доля России, например, в "золотом миллиарде" практически не изменилась в этом веке, но революция 1917 года и контрреволюция 1991 года (более известная как ГКЧП) дважды перевернули российский пласт и при этом дважды свели почти на нет средний класс, социальных агентов.
Так как же нам попасть или, раз уж мы сюда попали, удержаться в "золотом миллиарде"?
- Надо быть хорошим и примерным семьянином и постараться родиться в приличной семье.
– Надо быть карьеристом и стараться шустро двигаться по службе, потому что под лежачий камень зарплата не течет.
– Надо хорошо учиться и не выпендриваться на уроках и особенно экзаменах. Лучше всего верить в то, что знаешь или не знаешь, если не успел выучить или просто не понял.
– Надо постараться обслуживать других и быть обслуживаемым другими, как можно чаще, больше и регулярней, чтобы не шарахаться, когда тебе суют чаевые и не гамлетничать над проблемой давать или не давать на чай.
- Надо встроиться в максимальное число инфраструктур и не брезговать никаким обществом, клубом, ассоциацией, будь то клуб предстоящих покойников Хайгеттского кладбища или общество любителей смотрения Ниагарского водопада между 10 и 11 часами ночи.
- Во время кризиса надо постараться попасть в восходящую струю, иначе унесет в нисходящую – во время кризиса стоячих вод не бывает, некризисные времена давно прошли и больше не вернутся.
- Наконец, надо стараться жить так, чтобы не было мучительно больно от окружающей среды, а по возможности - комфортно и необременительно для собственного здоровья и господствующих в этом месте ветров.

Комментарии

Добавить изображение