Эскиз скИТАЛьца
30-08-2016Древние римляне... хотя почему только римляне? - италийцы или, скажем так, апеннинцы - народ, организованный, по современной ассоциации, наподобие стройбата (ладно, инженерных войск), - отличились акведуком и предтечей ватерклозета, кошмарными казнями и не менее жуткими зрелищами, а также гомерическими (буде позволено притянуть сюда ещё более древнего грека) курьёзами, кои при желании, да и с основанием, можно назвать апогеями глупости.
Дороги они прокладывали буквально по струнке – строгие прямые линии, за редким (неодолимым) исключением без отклонений, упрямо-тупо... и если впереди была гора, всё равно какой высоты, они не вели дорогу в обход, а сизифо-карабкали её круто вверх и затем вниз по склону. Полагая при этом, что путь тем самым получается кратчайший... :)) А могли бы и подумать (?). Могли бы (или не могли?!) догадаться, что маршрут в гору и с горы – это уже не прямая линия и не кратчайший путь, а петля (только вот вертикальная), и дорога в обход горы может даже оказаться короче, не говоря уже о потогонной изнуряющей трудности бессмысленного восхождения и столь же неудобного для ног спуска...
Из любви к прямоте древним римлянам следовало бы рыть туннели, но силёнок и духу тогда явно не хватало.
Мда.
Тем не менее, строили они умеючи, с толком. Да и легионы их были по тем временам образцовые. Уж чего-чего...
...Одна из больших площадей таинственного Рима в дождь всегда напоминает-навевает венецианскую Пьяцца Сан-Марко периода наводнения, роднится с ней – на площади сей неотвратимо скапливается вода, почти по щиколотку: ещё чуть, и наберёшь в туфли... Вот и шлёпаешь по огороженной бордюром огромной прямоугольной луже равномерной глубины – сток здесь явно не продуман, вода убывает слишком медленно... Уж конечно, в Германии подобного не обнаружится...
Да, Рим это дело такое: то уничтожать заблудших христиан, то стать во главе их, наделив себя всеми сакральными полномочиями и – ещё пуще истреблять теперь уже заблудших нехристей.
А не всё ли равно, какая именно секта в итоге одержит верх? Суть одна у них у всех. И назначение то же самое: одурять-обирать-карать... "Мировые религии" – успешные секты, преуспевшие в охмурении, обмане, злодеяниях.
Ватикан долженствовало расположить вокруг Колизея, где самое место Папским палатам.
Напротив там – гражданско-языческий Форум Романум, этаким вызовом саркастическим...
При устройстве в непритязательную римскую гостиницу: владелец заведения проводит меня в скромный номер; изрекая фразы, отчасти похожие на английские, вручает ключи: этот – от двери комнаты, а вот этот – от двери туалета. Реагируя на моё замешательство: да-да, у вас тут будет собственный туалет – только для вас! – он находится вон там – выводит меня из номера и показывает на дверь в конце коридорчика...
Впервые за все мои многочисленные поездки оказываюсь в апартаментах без сокровенных удобств... И как-то неприятно, согласитесь, покидать свой номер – особливо ночью, – дабы справить нужду. Пытаюсь донести означенную экзистенциальную концепцию до хозяина – дохлый номер. Широко фальшиво улыбаясь, он долдонит и камланит: только у вас есть ключ от того туалета, только у вас, только у вас...
На следующий день удалось всё же номер поменять. В новом пристанище уже имелось это благо, это чудо – туалет! Мы забываем его ценить, люди.
Или как однажды в Милане: не отходишь сразу от окошка, пересчитываешь сдачу – недостаёт двух евро! – поднимаешь вопрошающий взор на служаку: злая искорка в его глазах, кулак мошенника разжимается, оттуда наклонно выскальзывает к тебе двухъевровая монета... и он смотрит на тебя сурово-недовольно в ответ: мол, чего уставился, всё же правильно...
Два-три шага от киоска; обернулся: ненавидящий взгляд вослед.
П.Анненков в своих мемуарах рассказывает, как их с Гоголем и другими русскими путешественниками обсчитывали итальянские возницы, и все, кроме Гоголя, возмущались этим и ставили в пример Германию, где не обманывают. Италофил-германофоб Гоголь кривился и отмахивался, брюзжа, что это, мол, только в карточной игре хорошо, когда не обманывают.
Хм.
Итальянские «парни» зачастую выказывают более чем откровенную неприязнь к туристам из «нордических» стран и главным образом к немцам (впрочем, и к американцам). Из трёх моих посещений Италии лишь последняя поездка не принесла негативных впечатлений в этом плане; первые же две, увы, сопровождались специфическими огорчениями...
Летом 1993-го я, новоприбывший, отправился бродить ранним вечером по городку Пьетра-Лигуре... Надо заметить, физиономия моя выдаёт этническую принадлежность... Неприкрыто глумливо взирали на меня местные юнцы, кучковавшиеся там и сям, некоторые горланили нечто явно оскорбительное и недружелюбно жестикулировали.
Разумеется, покоробило. «Это так неожиданно». Считал ведь Италию цивилизованной страной.
Юный велосипедист, обогнавший меня, приостановился и с нахальной ухмылкой вытянул по направлению ко мне руку со вздёрнутым средним пальцем. Надо полагать, вам известно значение жеста сего.
Погодя, на другой улочке, я услышал за своей спиной вполне понятное обругивание в мой адрес – именно как немецкого туриста.
Уже в гостинице, буквально отравленный этими первыми - столь «чудесными» - итальянскими впечатлениями (дольче вита мля), я пытался хоть как-то объяснить поведение «гостеприимной» здешней молодёжи. Вполне возможно, - говорил я себе, - во многих немцах есть что-то не по вкусу итальянцам... Наверное, не нравятся итальянцам толпы немецких туристов... Хотя эти самые толпы поддерживают Италию «на плаву» – без туризма она обнищала бы и зачахла... Почему же тогда, терзался я, они избрали объектом для атаки именно такого немца, который вовсе не склонен к стадности и тихо-мирно бродит один, сам по себе, – почему?
Алан Буллок в своём объёмном труде «Гитлер и Сталин» коснулся и темы германо-итальянских отношений. Итальянцев, пишет он, издавна гложет жгучая зависть к опережающим, превосходящим их (почти во всех сферах) немцам, что никак не может способствовать дружеской расположенности... Оттого и перманентные эксцессы всякие.
Вторая Мировая тоже проявила сие наглядно. В 1943-м, когда сильно «запахло жареным», итальянцы «просто» (запросто) приняли противоположную сторону. А прежде их спасали на севере Африки, в Греции и Югославии немецкие дивизии, фатально отрываемые от ключевых фронтов...
Румынский солдат, переживший советский плен, вспоминает: когда интернационально составленные части вермахта попали в окружение и были захвачены советскими войсками, пленные – немцы, австрийцы, румыны, венгры и другие – старались, насколько это было возможно в таких условиях – сохранять достоинство, держаться мужественно... и только итальянцы (одни они!) дружно плакали, скулили и умоляли русских/советских пощадить их и позволить им вернуться домой... (!)
К маме.
В помянутом местечке Пьетра-Лигуре: знойный полдень увёл меня с кривой, обставленной беззаботно-обшарпанными зданиями улочки в почти безлюдное в сей час «наружное» кафе под дарившим тень тентом, и там за ближайшим к прилавку столиком восседал розовощёкий молодой брюнет, с аппетитом трапезничавший и часто взывавший: «мАмо!.. мАмо!», после чего к нему выходила средних лет женщина, выслушивала какие-то его «откровения», то бишь бойкие пожелания, согласно-нежно-певуче отвечала, то и дело ставила на стол очередное яство либо питьё...
Почему-то сценка сия стала-осталась для меня неким символом Италии.
...Ночью во флорентийском отеле меня измучил комар. И это после нескольких напряжённых суток похождений и недосыпаний, перемещений из города в город... Кряхча, встал с кровати, нашарил в(ы)ключатель настольной лампы... Когда глаза привыкли к свету, принялся тоскливо озираться... Ага. Вон он сидит, подлюка, на потолке... Крупный такой, на южном-то солнце вызревший... Знает ведь, где не достать его – потолки в означенной гостинице высоченные, не меньше трёх с половиной метров (пожалуй, и больше)...
Не успел я беспомощно загрустить, как сонно-бессонную голову мою озарила, что называется, догадка. Извлёк я из пакетика пару бумажных платочков, отправился с ними в ванную, в меру намочил их под краном, скомкал наподобие снежка и – метнул в потолок. Веришь ли, читатель, но комара я изничтожил вот этим самым первым и единственным метанием! – чего сам никак не ожидал: "снежок" упал на пол с раздавленно-прилипшим к нему экс-кровожадно-зудящим летуном.
Какой я, однако, снайпер! ну прямо ПВО, чеснслово... Самодовольная улыбка - хоть я и не видел её - проскользнула по лицу моему. Со вздохом облегчения упал я на кровать, забрался под тонкое одеяло и с чувством глубокого самоуважения безмятежно заснул.
...Вылет из Кёльна/Бонна, примерно над Франкфуртом изрядные турбуленции, трясло будь здоров. Но весело. Южнее прояснилось-утихомирилось, как и положено погодно-географически. Самолёт клюёт влево, и вот и вдруг с правого борта, где я и находился, ослепительно прекрасно ясно открывается Венеция. Вся. Ну вся! Ох, не прощу себе: сумка располагалась у ног: нагнуться, вжикнуть "молнией", извлечь из сумки фотоаппарат (тогда, в 2008-м году, у меня был ещё плёночный), содрать с него чехол – было бы делом нескольких секунд. "Не успею, - думалось, - эх, всё равно не успею..." Балбес. Успел бы.
Не успел. Ну вид был, я вам скажу! Плавно плыл за иллюминатором, с довольно приличной ещё высоты, до мельчайших деталей вырисовывавшийся - крыши-шпили-купола, - искристо-солнечный, извитый-исполосованный сосудами-каналами с поперечинами мостов, чудо-город.
...Перегруженный «вапаретто» на Каналь-Гранде пришвартовался к проходному необязательному для туриста причалу, шутник - из пассажирской тесноты - орёт: «Пьяцца Сан-Марко!»... «Кормчий» тут же выкрикивает подлинное наименование «станции», но эффекта дезинформации, увы, не устраняет... Волнение в тесной публике, сдавленные смешки; засуетилась, задрожала масса; торопясь, смущённо улыбаясь, отделились от неё электроны, на вид скандинавы, переступили с «вапаретто» на твердь пристани, теперь озираются, озираются... где же дожи, где тут дожи... А дожей нету, нет тут дожей... Немножко жаль их, одураченных, но «вапаретто» теперь чуть облегчённый двинул дальше под ещё неутихшие смешки день назад ставших знатоками...
...От потроганного неверящими руками и глазами Колизея до прикосновений к всё никак НЕ падающей непостижимой башне в Пизе, описывая круги вокруг флорентийского чуда Санта-Мария-дель-Фьоре, бродя по прелестной знойной Вероне, балдея в жемчужной Генуе, шалея от фантастики миланской Пьяцца-дель-Дуомо, млея от тихой гармонии Падуи, где автобус остановился, хотя ни остановки, ни перекрёстка, ни светофора там не было, а просто шофёр не хотел мешать тебе сделать снимок, и ты ведь не препятствовал его проезду – стоял на тротуаре, но он затормозил, встал... а ты сначала даже не догадался, что он остановился из-за тебя, ибо подъезжал он сзади, и твоя спина осталась невнимательной... и кто бы мог подумать... кто бы мог подумать!.. А ты щёлкнул, повернулся лицом к автобусу и пошёл, пошёл... Автобус, уже позади тебя, поехал... Молния догадки потрясла твой мозг, ты обернулся и разинул рот... Потом помахал в знак благодарности, но водитель уж наверняка этого не увидел в зеркале... Ты сделался больным от такой своей рассеянности, день был испорчен...
Ах, полноте! Не кручинься – ведь есть, наконец, Венец... и Я!
Какая всё-таки невероятная перемена в нашей с вами биографии, вырвавшиеся из советского штрафлагеря больные искалеченные затравленные одурманенные озлобленные люди.
Рейтинг комментария: 0 85
Рейтинг комментария: 67 1
Рейтинг комментария: 2 156
Рейтинг комментария: 151 0
Рейтинг комментария: 1 199
Рейтинг комментария: 85 0
Рейтинг комментария: 0 43
Рейтинг комментария: 2 0
Рейтинг комментария: 105 0
Рейтинг комментария: 1 139
Рейтинг комментария: 124 0
Рейтинг комментария: 21 0