"Заметки на полях"

21-10-2000
Но мало кто читает текст; читают — особенно
женщины — всё больше сюжет.
Д. Горбатов

Я опускаю из эссе Д.Горбатова все, не касающееся “Анны Карениной”, буду говорить только об этом романе, который я хорошо знаю, люблю и часто перечитываю: при каждом перечтении открывая для себя все новые и новые нюансы.

Мне показалось, что Дмитрий слишком поверхностно отнесся к роману, поэтому меня потянуло на рассуждения.

А зацепилась я, собственно, вот за это место: 

Россия — Анна.

Запад — Каренин.

Америка — Вронский.

Брак России с Западом (по расчёту) — плюс роман с Америкой (по любви) — оканчиваются неизбежным прибытием Поезда на железнодорожную станцию "Обираловка"!.. 

И сразу вопрос - ну а где же в этой схеме Левин? Ведь если главным женским персонажем романа является, безусловно, Анна, то главным мужским - не Вронский, и уж, конечно, не Каренин, а именно: Левин.

И постоянно идет исподволь сравнение всех персонажей с Левиным, он - как центр вселенной, на него завязаны: все ниточки.

Почему же?

Да все просто! Левин - это сам Лев Толстой. Ведь Левина он писал с себя, сам явился его прототипом. И, не довольствуясь множеством рассыпанных по страницам романа автобиографических подробностей, обозначает себя в фамилии персонажа: ЛЕВин.

Забавно, что Толстой порою даже не утруждает себя изменением некоторых имен и географических названий. Например, имение Левина находится в Покровском - имение Берсов (родителей жены Толстого) находилось в также в Покровском. Брат Левина Николай умер от чахотки - брат Толстого Николай тоже умер от чахотки. Ощущения Левина у постели умирающего брата - это ощущения Толстого в той же ситуации. Сцена объяснения между Левиным и Кити (с писанием мелом заглавных букв) - это сцена объяснения между Львом Николаевичем и Софьей Андреевной. Свадьба Левина - это свадьба Толстого (даже эпизод с рубашкой!). Дикая ревность Левина - отражение дичайшей ревности Толстого.

Раздумья Левина, его взгляды, метания - это отражение мыслей Толстого.

Словом, Левин - центральная фигура романа.

И герои нам даются как бы через призму вИдения Константина Дмитриевича - то есть, такими, какими их видит сам Толстой (вот, кстати, интереснейшая тема для исследования, которая отсюда вытекает - отношение к героям Толстого как автора и как человека).

А Дмитрий Горбатов даже не вставил его в схему. Хотя, мысль о России и Западе, на мой взгляд, верна. Только искать ее нужно в другом месте: в Левине. Это он мечется, пытаясь соединить Запад и Россию. Понимая же, что это невозможно, он начинает мучительно искать СВОЙ путь для России. Так называемый: Третий путь.

В своей фразе:

Для Толстого — сверхсмысл: Жизнь ужасна именно потому, что исправить её никто не хочет! Он пишет — толстый Роман: руководство к тому, как — куда — нужно исправить Жизнь. 

Дмитрий прав лишь отчасти. Левин понял, что он ничего не понимает, не понимает: как - куда - нужно исправлять Жизнь. И поэтому ударился в религию, стараясь там найти смысл и оправдание мира.

Толстой же: периода написания Анны Карениной - еще не разочаровался во всем и вся, поэтому Левин находит свой смысл.

И заканчивается роман не гибелью Анны, даже не описанием последствий ее гибели, как обычно: в эпилоге; роман заканчивается нахождением ГЛАВНОГО смысла Левиным:

“...жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее - не только не бессмысленна, какою была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!” 

Не говорит ли это о том, что Левин, являясь главным мужским персонажем романа, является также главным героем вообще. Он, а не Анна Каренина!

* * *

Но какая же связь между Левиным и Анной? Ведь должна же она быть!! Иначе роман назывался бы: “Константин Левин”. В самом деле - ведь не выписал же Лев Толстой любовную историю Анны лишь для того, чтоб придать роману более беллетризированную форму, привлечь читателя (читательниц) занятными перепетиями.

Не думаю: Толстой не нуждался в подобного рода “оживляже”. Следовательно, связь есть. И связь эту нужно искать, на мой взгляд, именно в эпиграфе.

Все рассуждения вокруг этого эпиграфа напоминают мне эпизод, связанный с фильмом “Зеркало”. К сожалению, не помню - в чьих мемуарах я его вычитала.

Итак, в одной заумной конторе заумные же граждане - ну, разумеется, все начитанные, насмотренные, считают себя передовой интеллигенцией - обсуждают “Зеркало”. Суть обсуждения сводится к : “Что Тарковский этим хотел сказать?” Выдвигаются разные версии, вспоминаются эпизоды, ищутся ассоциации и аллюзии.
Однако уж поздно: рабочий день закончен; входит, погромыхивая ведром уборщица: простая совершенно женщина.
Ну, пока пыль обтирает, внимательно прислушивается к беседе.
Спорщики это замечают, обращаются к ней:
- А вы? Вы видели этот фильм? Что вы о нем думаете - про что он?
На что женщина пожимает плечами и говорит:
- А что тут сложного? Наделал человек гадостей за свою жизнь - вот теперь и мается.
Немая сцена... 

Это я к тому, что зачастую мы начинаем искать смысл чего-то, что лежит на поверхности, в каких-то дебрях.
Итак, “Мне отмщение, и Аз воздам” - что бы это значило?
Что значит - “мне отмщение” - вопроса ни у кого не возникает: тут все лежит на поверхности.
А вот “Аз воздам”...

Наверное, каждый человек может вспомнить эпизоды из детства, когда, будучи крепко наказанным, ребенок помышляет о смерти. Он не думает о смерти конкретно, но он уже наслышан, что таковое существует; смерть же представляется ему в виде: он лежит такой весь разнесчастный в гробике, а все те, кто его несправедливо обижал, плачут горькими слезами:
- Ах! Да зачем же мы его обижали! Ах! Да как же мы его не уберегли!
А он сам молчит и наслаждается триумфом: Вот! Не ценили меня - теперь поплачьте, как плакал я: обиженный.

Точно такие же мотивы суицида у молодых девушек, которые пытаются покончить с собой из-за несчастной любви.
“Вот, я убью себя, а ТЫ будешь страдать - как страдаю я”.
При этом, девушки не до конца осознают (или вообще не сознают), что смерть: необратима.
Для них это - как бы игра: вот я умру и посмотрю - как он будет мучаться.
По свидетельствам специалистов, огромное количество таких девушек (которых спасли), потом испуганно говорят: Я же не хотела на самом деле, это было как бы понарошку.

У Анны мотив суицида тоже такой: инфантильный; “Я умру не потому, что мне плохо, а для того, чтоб плохо было ТЕБЕ!”

Она опять с наслаждением стала думать о том, как он будет мучаться, раскаиваться и любить ее память, когда уже будет поздно. Она ... представляла себе, что он будет чувствовать, когда ее уже не будет, и она будет для него только одно воспоминание. “Как я мог сказать ей эти жестокие слова? - будет говорить он. - Как я мог выйти из комнаты, не сказав ей ничего? Но теперь ее уже нет. Она навсегда ушла от нас. Она там...” 

А вот мысли Вронского на вокзале, во время встречи с Кознышевым (когда Вронский уезжал на войну):

... При взгляде на тендер и на рельсы... ему вдруг вспомнилась она... и... застывшее странное, жалкое в губах и ужасное в остановившихся незакрытых глазах, выражение, как бы словами выговаривавшее то страшное слово - о том, что он раскается, - которое она во время ссоры сказала ему.

...

Он старался вспоминать лучшие минуты с нею, но эти минуты были навсегда отравлены. Он помнил ее только торжествующую, свершившуюся угрозу никому не нужного, но неизгладимого раскаяния. 

И, вернувшись к Анне, процитирую ключевые, мой взгляд, слова:

И смерть, как единственное средство восстановить в его сердце любовь к ней, наказать его и одержать победу в той борьбе, котоорую поселившийся в ее сердце злой дух вел с ним, ясно и живо представилась ей.
Теперь было все равно... Нужно было только одно - наказать его. 

Вот оно - “Аз воздам”!

* * *

Трагедия Анны в том, что она дала себя захватить “злым духам” - гордыне. Именно из-за этой гордыни она никак не могла объяснится с Вронским, из-за этой гордыни она не могла объяснится с Карениным: она не могла пересилить себя и - оказаться перед кем-то слабой.
Трагедия Анны - это еще и своего рода “доисторический феминизм”, так называемая, “революционная ситуация”, порыв к освобождению (недаром так тщательно выписана беседа об эмансипации на обеде у Облонских - как раз том обеде, где Левин объяснился с Кити!).
Анна уже не желает мириться с неравноправием, с двойной моралью в обществе, она бросает вызов обществу и: проигрывает, потому что ей не хватает внутреннего мужества идти дальше. Гордыня-то тем и отличается от гордости, что в гордыне человек слаб: он боится “уронить себя” перед окружающими воображаемой слабостью (а в чем сила женщины как не в ее слабости?).
Вот Кити Щербацкая, пройдя через свои крестные муки, это поняла. Их отношения с Левиным могли бы закончится трагедией, подобной трагедии Анны, но Кити - истинная женщина, она поняла: в чем ее сила. И эта ее сила-слабость укрепила семью, устранив из отношений бесов.
Кити не боялась “уронить себя” в глазах мужа.
Анна же - прообраз будущих эмансипэ, этакий солдат Джейн прошлого века, но Джейн, еще не научившаяся отстаивать свои права.

Но какая же все-таки связь между Левиным и трагедией Анны, другими героями и эпиграфом?
Прямая. Самая прямая, причем, глубоко уходящая в религию, смысла в которой искал тогда Лев Толстой.

Левин прошел через эту гордыню (которую он, конечно, сам до конца не осозновал), но он сумел вырваться из “не хочу показаться смешным” - в награду он получил Кити и ее любовь. И пришел, в результате, - к Богу. Или, во всяком случае, к душевному спокойствию.

Кити вырвалась из “не хочу показаться смешной” (после предательства Вронского) - благодаря общению с Варенькой: через религию. Причем, что любопытно - на водах, она ухаживала за больными в подражание Вареньке, он притворялась, но когда жизнь столкнула ее со смертельно больным Николаем, братом Левина, она поняла Вареньку, поняла - в чем смысл истинного милосердия. И - через это - тоже пришла к душевному спокойствию. Символично, что первые признаки беременности проявились именно тогда - это были не просто признаки беременности, аллегорически: это рождение новой Кити, освободившейся от комплексов.

Каренин вырвался из “не хочу показаться смешным” - через религию, через мистику. Но... Каренин не смог прийти к истинно христианскому (читай - великодушному, милосердному) восприятию мира, он стал лишь еще более жестоким. Его прощение - хуже любой кары, это прощение немилосердное, прощение, приводящее к гордыне.

Тут, кстати, очень хорошо прослеживается идея о невосприятии Толстым официальной церкви. Толстой как бы говорит нам: официальная церковь - суть жестокость, только найдя Бога в своем сердце, в милосердии, в ИСТИННОМ прощении ближнего: ты успокоишь душу. 

А что же Вронский? А Вронский наказан за свою жестокость, и за ту же самую гордыню, что была и у Анны. Он тоже “не хотел показаться смешным” и также, как Анна, не хотел “уронить” себя в глазах Карениной.
И он наказан за эту гордыню: таким образом, эпиграф приобретает некое рондическое звучание; “Мне отмщение” - это уже может сказать о себе Вронский.
Однако, и Вронский очищается - самопожертвованием, отъездом, точнее, бегством на войну. Мне представляется, что если Вронский не будет убит, он тоже придет к душевному спокойствию - ведь на войне, в жестоких экстремальных условиях, люди как ни в каких других ситуациях склонны обращаться к Богу.
Вронский очищается и тем, что не передает дальше по цепочке “Аз воздам”. Он прерывает ее на себе.

* * *

Итак, в чем же идея романа? Или - сверхзадача, как сказал бы Станиславский.

В идее прощения.

Остави, Господи долги наши, яко же и мы оставляем должников наших
(Матфей, гл.6, ст. 12) 

Ибо, если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный;
А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших.
(Матфей, гл.6, ст. 14, 15) 

Претерпевший же до конца - спасется.

Так спаслись Левин и Кити. Так спаслась Долли Облонская.
Так почти спасся Вронский (ибо зла в душе не держит).

А Анна - не спаслась: её бес погубил её.

Но тогда - отчего же эпиграф такой, а не другой, говорящий о прощении?
А тут уже надо знать любовь Толстого к мессианству, к поучительству. Он как бы простирает перст в сторону Анны: “Се - грешница!”
Но грех Анны не в прелюбодеянии (что, как Дмитрий Горбатов верно заметил, Толстой не считал грехом), а именно - в гордыне, в том, что она не сумела найти в себе силы простить, чем повергла в ад не только свою душу, но и души окружающих.

Даст Бог - они простят. Даст Бог - все мы задумаемся о феномене прощения: только тогда прекратится цепочка злодеяний, передающаяся от одного к другому, где каждый последующий: “воздает”.
И если каждый: простит; оборвет на себе цепочку зла, то, может, человечество шагнет в следующее тысячелетие обновленным, поднявшимся на новую ступень развития цивилизации?

Мечты, мечты - где ваша сладость?

... мечты ушли осталась: гадость.

Комментарии

Добавить изображение