ЕХУ ЦИВИЛИЗАЦИИ

      Двенадцать лет не был в кино: то фильмов не выпускают (то есть выпускают, но...), то кинотеатры заставят мебелью, то видео с прокатом повсюду пооткрывают. А тут взрослые дети начали, как и мы в их возрасте, бегать по новооткрытым в Москве многозальным долби-стерео, а господин Кичин в "Известиях" принялся так вкусно и с таким знанием дела описывать новинки киноиндустрии, что захотелось во второй раз войти в эту реку.
И вот в октябре мы сподобились увидеть подлинники (не видеокопии) целых двух новинок сего года: французской "Амели" и американской "Эволюции". Это важно, что в октябре: 11092001 уже состоялся, и впечатление от фильмов накладывается на те размышления, которые, оказывается, незаметно и фоном проистекают внутри, вызывая вполне определенное отношение к показанному (и смену этих отношений).
Итак - об этих фильмах на фоне 11092001.

      "Амели" (ударение на "и") - лирическая комедия высокого класса, заставляющая вспоминать данелиевскую "Настю", да и, пожалуй, "Старшего сына". Критики (в периодике) и зрители (в интернетовских форумах) писали в один голос - если можно так выразится о писаниях, - что "Амели" - это сказка, что это фильм о том, что стоит приложить к миру чуточку любви, доброты и фантазии, как он станет намного лучше.
Все это там есть, конечно. Сюжет таков: одинокая двадцатилетняя парижская официанточка находит в своей квартирке клад - коробку, которую по всей вероятности спрятал десятилетний паренек в сороковые годы. Фотографии автогонщиков, машинки, модели - настоящее сокровище. И Амели решает найти владельца и отдать ему забытый клад. Фактически впервые в жизни она сходит с траектории "дом - работа" и начинает поиски, встречается с разнообразными людьми и наконец находит того мальчика. Как вручить ему коробку? - изучив его передвижения и в нужный момент настойчиво позвонив на телефон-автомат, мимо которого он проходит. Коробка лежит на полочке...
Потрясенный пожилой человек входит в соседний бар и за рюмкой коньяка рассказывает сидящей рядом Амели инкогнито о чуде, о том, что он непременно навестит семью, о которой забыл за много лет суетни. И Амели, потрясенная тем, как просто делать чудеса, рьяно берется за дело. Наказывает негодяев, влюбляет завсегдатая их бара в продавщицу, услышав по радио о письме, найденном на почте через сорок лет, организует то же для своей консьержки...
С участка отца крадет гнома и посылает от его, гнома, имени письма из Москвы, Нью-Йорка, Пекина (с фотографиями!) - и отец не выдерживает, после сорока лет жизни в одном предместье отправляется в путешествие. Ну и конечно, так же таинственно и с выдумкой обустраивает свою личную жизнь: очень ей нравится молодой человек, собирающий альбом фотографий, выброшенных за ненадобностью в фотоавтоматах! Справедливо полагая, что он с девушками, мягко сказать, робок - да и сама она не избалована общением, - она выстраивает ситуацию, которая толкает их друг к другу помимо их воли. Все это, действительно, очень мягко, симпатично и добро. Но что-то зудит и зудит, не дает восхищаться отменным кинематографическим качеством до конца. Постепенно проявляется: да добро-то только по случайности. Неожиданно открывшаяся способность организационной манипуляции могла бы спокойно быть направлена и в противоположную сторону. Не такие ли, как эта симпатичная Амели, симпатичные ребята наполняют конверты зубным порошком и кидают их в почтовые ящики? - и из тех же соображений: чтобы не так безумно скучно было жить.
Жизнь, действительно, в этом фильме "Амели" безобразно скучна. Каждый избрал навеки себе траекторию, нишу, занятие. Это - люди одной привычки, то бишь попросту тихие маньяки. Завсегдатайство, хобби, размеренность - культурно-одобряемые формы социализации этого несчастного человеческого материала.
Но дело даже не в этом. Успеху предприятий Амели способствует то, что окружающие ее люди в принципе готовы поверить во что угодно. Нет, не так - они готовы во что угодно включиться, принять любой самый дикий или дурацкий порядок вещей. Сначала, конечно, они немного поартачатся, слегка позащищают привычные для них формы, - а потом очень быстро согласятся, что так и надо. Отец Амели получает от своего садового гнома открытки из мировых столиц - сначала не знает, что и подумать, а потом ставит эти фото в рядок на полку. За неделю Амели удается убедить двух просто чужих человека - продавщицу табачного отдела и завсегдатая кафе, записывающего на магнитофон разговоры своей бывшей подруги - что они влюблены друг в друга. И так далее. В фильме действуют полностью развинченные люди - не отличающие своих желаний от навязанных им; того, что бывает, от того, чего не бывает; добра от зла - это уж вообще запредельное различение. Не имеющих никаких критериев отличения достойных занятий от пустых; любви от чего бы то ни было еще; вероятного от невозможного.
В таких условиях создать клиппированную (то есть попросту построчно-вырезанную) имитацию (симулякр?) письма от возлюбленного (пользуясь как материалом пачкой старых писем) и подсунуть консьержке как потерявшееся на почте - пара пустяков. Прочтет, выпучив глаза (у нее зоб), поверит, расплачется и побежит рассказывать соседкам. Постмодернистское сознание, благодаря всему постмодернистскому окружению - фильмам, сознательно смешивающим возможное с невозможным, массе периодики и прочим многообразным чудесам цивилизации, - село на массы и благополучно начинает управлять обыденными жизненными ситуациями. Поэтому белый порошок в конвертиках - это минимальнейшая верхушка айсберга. Проблема значительно хуже.

      Насколько она хуже - позволяет понять фильм "Эволюция". Он, конечно, ни в какое сравнение с "Амели" не идет, это американский ширпотреб, но кое-что и из него начинает проясняться. Сюжет: на Землю падает метеорит с чужим генетическим материалом, это вещество не только живое, но и эволюционирующее. Над Аризоной начинают летать птеродактили, а после необдуманных действий военных на свет появляется нечто многоногое-сиволапое, размером со здание МГУ. Разумеется, ученый-одиночка находит способ с ним справится: против них, таких инопланетных, помогает селен (научное прозрение на уровне генерации бизнес-идеи). Но откуда его взять?
Героем конца XIX века был инженер Сайрес Смит (я разумею тут "Таинственный остров" Жюль Верна). На необитаемом острове он мог зажечь огонь и найти воду, выплавить железо и отковать сталь, вылечить больного и схимичить взрывчатку. Ископаемые были для него действительно полезны, любое животное давало определенное количество пищи, шкур, шерсти, жира, овладение электричеством естественно следовало за овладением металлургическими (чистые металлы) и химическими (кислота) процессами. Сайрес Смит принялся бы искать селен на склонах вулкана, среди самородных серных выбросов - там, где он насобирал сырья для серной кислоты.
Победители инопланетной жизни начала XXI века, разумеется, ничего не знают о рудах и обогатительных фабриках. Но вокруг них - восхитительный, разнообразный Новый мир, мир вещей, давно потерявших свои корни, смысл которых - не в их материале, а в их функциях. Мир, где неизмеримо важнее разбираться в фирмах-производителях, чем в том, как и из чего все сделано. Где надо найти селен? - в той продукции, которая нас окружает. Селен есть в шампуне "Хед-энд-шолдерз"! - вот она, гениальная, спасительная догадка. (Про селен написано на баночках, поэтому его и нашли. Вообще-то селена значительно больше в солнечных батарейках, которые используются в часах и калькуляторах, но про это нигде не написано, и этот источник остался неведомым. Кроме того, заставлять героев фильма разламывать тонну калькуляторов - это не кинематографично. Другое дело - пожарная цистерна шампуня и брандспойт прямо в анус чудищу!)
Обратим внимание: перед нами тот самый механизм комбинирования вещей цивилизации, который мы наблюдаем в действии последние месяцы и который приводит к самым неожиданным и неопределенным последствиям: пожарная помпа и шампунь с селеном спасают мир, звонок в телефон-автомат и подложенная на полку коробка совершают чудо, а обычный самолет, направленный умелой рукой в небоскреб-символ, начинает новую эпоху. Весь окружающий нас предметный мир - это, оказывается, мир компонентов для взрывных устройств и чудесных фейерверков, для жутких ядов и замечательных лекарств, галлюциногенов и грез на дому. А социальные процедуры - это инструменты для получения поддельных документов и прав на вождение самолетов, дипломов химиков и паролей на доступ в корпоративные сети.

      В 1972 году Станислав Лем написал повесть "Насморк", где то, что вначале предполагалось имеющим отношение к криминалу (серия странных смертей при сходных по некоторым параметрам обстоятельствах: пожилые одинокие американцы умирали на итальянском курорте), оказывалось на деле следствием плотности цивилизации: рано или поздно на одном человеке встречались шампунь от облысения (черт возьми, опять шампунь!), серные ванны и еще что-то, типа миндальных орешков. Следствие - постепенно развивающиеся галлюцинации, страх смерти, смерть. Лем приводил такой образ: в саду стоит стол, на столешнице виден с десяток медных шляпок гвоздей. Мы из пипетки пускаем каплю с высоты метров десяти, стараясь при этом попасть в шляпку. Шансы, естественно, ничтожны. Но стоит начаться дождю, как наверняка через несколько минут во все шляпки попадет по капле, да и не по одной.
Сегодня дело еще хитрее, чем у Лема: разница между искусственно вызванными последствиями и естественными - стирается. Самолет на небоскреб, конечно, направляла человеческая рука, но те финансовые или организационные последствия, на которые в том числе был расчет, развивались (квази)естественно. Кто знает, насколько непредусмотренные схемы использования вещей были на самом деле не предусмотрены фирмой-изготовителем? Название "технологии двойного применения" приобретает новый и новейший смысл. А возможность для такого смешения искусственного и натурального создают те самые развинченные люди, для которых разницы между возможным и невозможным, реализуемым и недопустимым уже давно нет, которые сами на месте своего обитания соорудят новый контур использования вещей цивилизации. Они перестают быть элементами технологий - они становятся элементами генерирования чудовищных последствий. Начинается борьба сверхлокальных схем и миров...
Что?
Мне говорят тут, что я развожу глубокую философию на пустом месте: "Эволюция" это просто дурацкая комедия, да еще и с духом джинсы. Что я недобр: Амели и окружающие - вовсе не маньяки, а своеобразные, тихие, милые люди, каждый из которых достоин уважения.
Да, конечно. Но ведь оно так думается.
Как после "Иосифа и его братьев" Томаса Манна не читается "Камо Грядеши" Сенкевича - с точки зрения даже середины XX века, плоское и нерефлексивное произведение - так и после 11092001 вся эта кинематографическая эстетика прочитывается по-новому. New Age, так сказать.