ВАРВАРЫ И РИМ

06-06-2010

Среди полуостанков старой системы массовый призыв в армию — один из самых смердящих. Невозможно без сожаления и боли смотреть на лица юношей призывного возраста, слушать их ответы на вопросы медкомиссии, одновременно думая о том, что это — молодые представители украинской нации. Генетическое большинство!

Владислав Сикалов с сыномНе нужен антропостереометр, прибор для измерения черепа, чтобы констатировать антропологическую катастрофу... Военкоматы, призывные участки, не говоря уже о казармах и полигонах, представляют собой в высшей степени грустное зрелище. И человеческий фактор — лишь часть комплексной проблемы. Даже Президент Украины, осмотрев недавно несколько военных баз в Крыму, пришел в ужас: самолеты не взлетают, корабли «приварены» к докам; запустение да и только наш военный оплот! Расхожей причиной называют недостаток денег, выделяемых из бюджета на военную индустрию. Но совершенно ясно: дело не только в деньгах. Армия — лишь адекватное отражение нашего общественного миропорядка: тронь — и рассыпется в прах.

Уже не одно десятилетие существует традиция, заключающаяся в том, что ни одна мать не пожелает своему сыну отслужить в армии. Ребенку 14 лет, и в семье подчас единственная проблема: как избежать призывной повестки? Вполне справедливо считается, что армия — в лучшем случае, два потраченных впустую года. В худшем — испытание моральным и физическим унижением, слепой и лютой бессмысленностью. Увы, в армию идут не самые достойные (иные «проскальзывают» в образование, и без того излишне демократичное, с низкой планкой), что сразу же сказывается на уровне отношений, подчас первобытных, а священные границы родины, пожалуй, занимают в сознании большинства из нас слишком абстрактное место, чтобы спасти ситуацию, и уже нет привычки, навыка, как в былые времена, верить в это священство, беззаветно верить. Сейчас говорят другое: армия — та же тюрьма.

А ведь еще совсем недавно тезис о переходе на контрактную армию был для политиков ходовым популистским маневром, позволяющим с одного наскока захватить флаг рейтинга и привлечь избирателей. В самом деле, среди электората — почти все родители (или дедушка с бабушкой), и у половины из них — мальчики... Лишь в последнее время кавалерийские атаки прекратились, потому что все понимают: abyssus abyssum invocat, как говорили римляне. Похоже, никому армия как основополагающий государственный институт сейчас не нужна. Все эти убогие реформы и разговоры о них — лишь дымовая завеса.

Вместе с тем, надежда на профессиональные войска не лишена оснований, ведь военный — это такое же человеческое призвание, как архитектор или юрист. И пускай престиж этой профессии в обществе упал ниже плинтуса в сравнении не только с эпохой Бородино, но и совсем недавними временами, престиж — дело наживное, и история не раз это демонстрировала. Поэтому хочется спокойно поговорить о профессиональной армии. Возможна ли она и, прежде всего, — зачем она? Этот вопрос становится бессмысленным, как только возникает та или иная угроза. Поэтому его лучше сразу же отмести: армия нужна государству так же, как нужны человеку мышцы и костный скелет. Отмести — но с единственной оговоркой, о которой — в конце статьи.

Если помните, в британской традиции профессионал — это не кто угодно, в категорию попадали представители всего нескольких профессий. Военные, врачи, юристы. Весомый факт, указывающий на властность, исключительность профессии. Другими словами, эти люди призваны обеспечить каркас общества, его несущие функции.

С тех пор как в IV веке по Христу кочевники придумали стремя и сделалась возможной конница, начала разворачивать свой длинный свиток и армия, в современном понимании этого слова. Более полутора столетий назад возникло понятие «индустриализации армии», позволившее в итоге говорить о военной промышленности и давшее вооруженные силы в окончательно сформировавшемся виде — как военную мощь. Оборачиваясь назад, можно увидеть, что индустриализация войны, начавшаяся в 1840-х годах, сыграла ведущую роль в переходе к управляемым экономикам. Война ковала деньги, убеждая власть в том, что осуществлять изменения в арсенале вооружения либо в методе производства необходимо постоянно…

Для Европы военная иерархия и командная система сохранила модель беспрекословного подчинения вышестоящему. Модель, которую достаточно быстро «подъел» гражданский социум, — по мере расширения рыночных отношений и свободы в выборе работы и товаров. Конгруэнтно скорости этих изменений армия приобретала оттенок архаичности. В глазах «продвинутого» общества она напоминала отношения феодала и крепостного.

Правда о службе в армии открылась сразу же после наступления перестройки, когда из порядком раздувшегося и вдруг проколотого пузыря лжи на советского еще человека хлынули все исторические стоки вперемешку. Стало очевидно, что армия — калечит! Что готовит она не мужественного бойца, а, скорее, раба. Раба силы, общества, раба status quo. Иногда создается впечатление, что основная цель армии в нашей стране — не выковать дух (где там!), а вырастить как можно более злобное и сколь можно менее интеллектуальное существо за минимальный срок и с минимальными затратами, взлелеяв все худшее, что в нем заложено. Своеобразная субкультура, которая поддерживает и воспроизводит самое себя, потому что нет ничего более простого, чем — вызвать ненависть. Возгоняясь, а на «круги своя» возвращаясь самотеком, она представляется в психологическом отношении чем-то вроде так и не открытого в физике perpetuum mobile. И нет у нее ничего общего с тем праведным гневом, который и должен служить горючим материалом для армии — как платоновской идеи. «Пусть ярость благородная вскипает, как волна» — нет, мы ушли слишком далеко от подобных температурных режимов!

Впрочем, заметим в скобках, армия, если не учитывать командующий состав, и не должна оперировать понятиями «индивидуальность», «личность» — для нее важен человеческий материал, масса. Об этом писал еще Флавий Вегеций, римский военный историк конца IV-начала V вв. Он писал, что для войны предпочтительнее новобранец из периферии, морально и физически здоровый, уравновешенный, устойчивый и т.п. Никаких изысков и потуг, это лишнее и в бою сравнимо с длинными волосами или одеждой, за которые удобно ухватиться, чтобы повергнуть противника наземь. Такой маргинал и есть настоящий герой, он и делал-то, по сути, печальную историю нашей армии…

Когда началась дедовщина? Есть мнение, что на возникновение этого уродливого явления повлиял переход с трехлетнего на двухлетний срок службы, имевший место в 60-х годах. То был конфликт поколений. О нем много писали: якобы «трехлетки», дослуживавшие последний год, стали вымещать спесь на представителях младшего призыва, коим предстояло служить меньше.

Впрочем, есть и другое мнение — что неуставные отношения существовали всегда. Драматург Александр Володин вспоминал: когда его призвали в армию — сразу после введения в СССР всеобщей воинской повинности — офицеры относились к солдатам весьма жестко. Он же называет основную причину шинельных жесткостей: она — не в недостатке профессиональных сержантов, а в отсутствии дисциплины и мотивации к службе.

Наконец, третье мнение на сей счет гласит о том, что неприкрытая агрессия в армии началась после хрущевской амнистии 50-х, когда стали массово призывать бывших заключенных, среди которых «политическими» была лишь часть. Так в закрытое армейское общество, бездействующее ввиду отсутствия войны, а потому больше подверженное заразе, проникла лагерная идеология, уголовная система отношений. Если помните, много писали в свое время о распространении блатной поэтики (песни, жаргон, правила — «не верь, не бойся, не проси» и пр.) после того, как война стала отдаляться, а вместе с ней и ужасы войны. Шаламов не случайно твердил, что опыт тюрьмы — всегда отрицательный... Наплыв маргиналов разъедал и без того тонкие социальные связи. Примерно в то же время произошло массовое сокращение офицерского состава — возобладал принцип коллективной ответственности, который позже погубил не только армию, но и страну в целом.

Произошла подмена: служение Отечеству сменилось службой по принципу «лишь бы отбыть»; честь — беспринципностью и безразличием к службе; принципиальность — гибкостью и лояльностью; обязанность, долг — карьеризмом и личной безопасностью; стремление к служебному росту — нежеланием нести ответственность; решительность и воля — равнодушием; стремление к знаниям и гордость уровнем образованности — нарочитым бескультурьем. При этом отсутствие смысла служить — и это стоит подчеркнуть — привело к утрате большого национального военного стиля. Сейчас его нет. Нет никакой ни внутренней, ни внешней красоты в том, чтобы быть военнослужащим.

Между тем, Россия весьма решительно готовится к проведению у себя военной реформы — несмотря на поразительную схожесть проблем с нашими, отечественными. А что в мире? Оставим в покое пресловутую американскую профессиональную армию, где, кстати, с 2006 года наблюдается крупный недобор и контрактников заманивают высокими разовыми премиями. Достаточно привести два примера из «жизни» Европы. Так, известно, что самая милитаризированная и самая мобильная армия принадлежит Швейцарии, государству, сохраняющему нейтралитет во всех смыслах. Мужчины от 20 до 50 лет здесь — потенциальные военнослужащие по букве закона; им легально выдают оружие, хранящееся дома, и мобилизация, если она необходима, происходит практически мгновенно.

В Германии рядовой призывник бундесвера получает 405 марок в месяц, ефрейтор — 450 марок. На питание во внеслужебное время им выплачивается 117 марок в месяц. Кроме того, солдат получает на Рождество 375 марок, а при увольнении — 1500 марок. При добровольном продлении службы свыше 10 месяцев денежные выплаты увеличиваются до 1200 марок в месяц. Солдатам предоставляется 22 рабочих дня отпуска... Надо ли говорить о том, что в Украине картина разительно иная? И непонятно, сколько это удовольствие — обладать боеспособной профессиональной армией — может стоить. Такого жалкого финансирования, как в 2008 году, никогда не было (порядка 1% ВВП), а в 2009 году оно оказалось на еще более низком уровне — 0,85% ВВП. При таких раскладах переход армии на профессиональную основу просто невозможен. А если учесть, что военная техника дорожает вдвое через каждые 7—10 лет, перспективы обрести такую армию в обозримом будущем близки к нулю.

Мировой опыт говорит о том, что введение профессиональной армии чревато непредвиденными осложнениями. Например, — и это лишь то, что лежит на поверхности, — может быть спровоцирован приток в армию избыточной массы желающих заработать, которые весьма далеки от понятий честь, долг, самопожертвование и проч. и чья деятельность будет представлять собой непрерывный саботаж. Когда американцы в 1973 году отказались от всеобщего призыва, они столкнулись с подобной проблемой. В армию шли асоциальные элементы, вплоть до уголовников — те, кто не смог устроиться в гражданской жизни.

Несколько десятилетий назад в мире возникло понятие «приватизированной военной фирмы» — privatized military firm. Это частная организация, которая выполняет заказы, связанные с ведением боевых действий. Но не только. В Австралии подобная структура занимается вопросами призыва на военную службу, в Великобритании частные подрядчики обучают военных моряков управлять новейшими атомными субмаринами. В Саудовской Аравии представители частных фирм консультируют высшие офицерские чины. Такого рода фирмы действуют на всех континентах, стоило бы взять на вооружение подобный опыт. Но ситуация постепенно меняется... Вся история сейчас делает некий гигантский поворот в сторону незримых войн. Меняется сама суть современной войны; это уже не бизнес; напротив, открытая война — невыгодна. За солдат «воюют» банки и пресса. Гигантские армии, противостоящие многочисленным силам противника, уходят в прошлое.

Настало время пояснить ту оговорку, о которой было заявлено в начале: нужна ли сегодня армия в том виде, в каком она была необходима раньше?

Во всех архаичных традиционных обществах считалось, что нет более почетного занятия, чем воевать. Военные всегда были чтимым сословием; украинские гетманы, русские цари были профессиональными военными. Выдающийся деятель Серебряного века Вячеслав Иванов вспоминает, что когда царь Александр Второй нанес визит в его школу, то на стене сперва вырисовалась тень от сабли, и мгновение спустя в класс вошел сам государь!

Войны за истинность вероучения остались в прошлом, войны за притязания на территорию изживают себя, уступая место незримым войнам за рынки сбыта и контроль над мировой валютой. Внешне все выглядит более-менее благополучно, но ледок похрустывает... Мировые сообщества научились воевать друг с другом практически не применяя живую силу. Еще невозможно полностью от нее отказаться, но потребность в ней падает. Люди, страны, нации завоевываются в психологическом порядке, средствами масс-медиа и отупляющей массовой культуры. Человеческая индивидуальность — этот дорогой, трудный в получении и неудобный в обращении материал — подменяется человеческой биомассой, производимой по той же схеме, что и другие эрзацы: заменяют же дерево пластмассой и крабов — крабовыми палочками! Пластмассовый мир побеждает: он дешевле, функциональнее; он безответный. Это и есть поле той «невидимой брани», о которой говорили ранние христиане, имея в виду сокровенную, внутреннюю жизнь.

Человек в современном мире — то же сырье, перерабатываемое по одной из двух технологий, одна из которых, по традиции, именуется «тоталитарной», другая «демократической», хотя обе демократичны и тоталитарны в равной мере. Обе, выражая (якобы) «волю народа», охватывают, контролируют все общество — тотально. Обе унифицируют социум с помощью страха лишиться навязанных привилегий, управляют обществом с применением примитивных эффектов, нагнетаемых ТВ, рекламой и подобными системами промывки мозгов.

Все больше говорят, что из-за культа потребления и прочей расслабляющей идеологии настоящего патриотизма днем с огнем не сыщешь. Патриотизм у нас — либо наивный, с вилами на паровоз; либо же — с лицом Джорджа Вашингтона: идите вы куда подальше, любители войны, а если уж рисковать жизнью, то за деньги, и немалые! Подростковые компьютерные игры, «войнушки», начисто инфантилизируют желание сражаться за какие-либо идеалы; речь идет, конечно, о бескровном сражении, попросту о приложении собственных усилий не ради денег и материальной выгоды; да и словосочетание «выработка идеалов», строго говоря, звучит смешно. В любом случае, армия в ее нынешнем виде — нереформируема. Эта система может только догнивать.

Собственно, это одна из вечных тем: варвары и Рим. Варвары — это мы, а Рим — неосуществленная пока идея сильного государства. Здесь косметическим ремонтом не отделаешься: чтобы в самом деле повлиять на ситуацию, нужно перестроить заново всего человека!

Вот что пишет немецкий историк Вернер Пихт о моменте перехода прусской армии от наемничества к всеобщей воинской обязанности, случившемся в середине XIX века: «Армия абсолютной монархии превратилась в патриотическую армию национального государства... Задача виделась в том, чтобы сделать солдатами весь народ и таким образом вернуть ему свободу. Так родилась мысль о создании народной армии, основной принцип которой — всеобщая воинская повинность — одновременно является правом свободного человека, находящегося на службе отечеству, носить оружие».

Итак, если хочешь быть военным-профессионалом, о «простом человеческом счастье» надо забыть. Из него нужно вырасти, как вырастают из детских игр, когда начинается взрослая самостоятельная жизнь. «Самостоянье человека — залог величия его», — к смыслу этой поэтической строки нужно, как минимум, прислушаться. Я всего лишь хочу сказать, что боеспособная армия — это тест на зрелость общества, пройти который мы пока не готовы.

И еще. Армия имеет целью и подразумевает некое насильственное переустройство мира. А давайте без мыслей о переустройстве попробуем делать добро! Зачтется и это.

Комментарии

Добавить изображение