МОЙ ОСТРОВ

Сейчас этот рай земной слегка осквернён уже слоновьей поступью туристических толп изо всей Европы, причём отечественное стадо становится там едва ли не самым большим. Радости, конечно, маловато, хоть и справедливо, наверное: распробовали-таки, родимые.

Неприлично и грешно поминать всуе имя Господне, но что же делать прикажите, если не устаёт Он сообщать нам, вечно ленивым и нелюбопытным, о всегдашнем своём пригляде за нашими суетливыми заботами, сам убеждался в том неоднократно.

Когда-то, потрясённый в конце концов таким Его вниманием ко мне, написал я про то несколько робких благодарных строчек («Бог ты мой», «Лебедь» № 638). Но жизнь-то, слава Богу, продолжается и одаривает всё новыми свидетельствами Его доброжелательного присутствия. Итак, почему же именно Корфу? Ведь столько ещё есть райских уголков и островков всё в той же Греции, а ещё в Иcпании, а ещё в Италии...

Толком не понимал я сначала, но именно туда почему-то мотался почти ежегодно с необъяснимым упорством, вроде как на дачку свою подмосковную. Притом случайные поездки в другие красивые места приморского Юга Европы, в том числе и во всякую прочую Грецию, лишь укрепляли меня в таком непонятном предпочтении.

Впервые попал я на этот остров уже давно, лет, наверное, семнадцать тому назад, и сразу вдруг всё понравилось: очень зелено, свежо и мило, скорее Италия, чем Греция (итальянцы, кстати, обожают Корфу), и наших, по счастью, особо не заметно. С тех пор слегка там похужело, но я по-прежнему люблю этот остров и за считанные месяцы московской зимы успеваю соскучиться. В тот самый первый свой приезд зашёл, помню, вечерком в ласковое тёплое море, отплыл маленько, подставил солнышку пузо и взглянул на гористый бережок под синим небом, заросший весь кудрявыми оливами между свечками кипарисов: лепота, показалось, немыслимая.

Вдруг сперва нутром почуял, а потом уж и головой понял, что быть мне здесь очень правильно и даже необходимо, и что не сошёлся клином свет на полузабытой советской Москве моего сопливого детства, и уж, тем более, на берёзках пресловутых, потому что и здесь, похоже, родина моя, — как-то неожиданно получилось так и совсем непонятно.

По мере дальнейшего укрепления этого необъяснимо-тёплого чувства с каждым новым появлением на гостеприимных берегах Корфу кое-что помаленьку прояснялось: оказалось, причиной тому не одно только редкое обаяние весёлой тамошней природы или симпатичный англо-франко-итальянский облик уютной столицы острова, никогда не знавшего власти османов. Ещё причина — удивительные тамошние люди. Они почему-то любят меня.

Лишний раз убедился в этом нынче осенью, когда незнакомые вроде бы жители разных уголков Корфу вдруг улыбались мне, узнавая, и даже кидались на шею с приветствиями: получается, помнят, хотя немолод я и довольно невзрачен снаружи, да и не было меня там целых два года, могли бы забыть напрочь, ведь стада незнакомцев из разных стран всё время мельтешат перед ними, неизбежно «замыливая глаз». Дома—то мы не сильно приучены к такому бескорыстному теплу. И вот ещё кое-что про местных.

Несколько лет назад, собираясь, как водится, обратно в Москву, оказался вдруг там, на острове, в непривычном и неудобном положении: четыре утра, шумит море в безлюдной кромешной тьме, и я, как дурак, с чемоданчиком, километрах в тридцати от аэропорта и безо всякого представления, как до него добраться.

Дело в том, что рейс мой откладывался неоднократно, о чём добрый хозяин отеля не только всякий раз информировал меня, но и не взял даже денег за лишнюю ночёвку. Однако, предназначенный мне таксист, похоже, что-то перепутал и, хлопнув дверью, умчался во мрак приморский сильно раньше положенного. На шум вышел заспанный хозяин заведения. Он, судя по всему, страшно устал, ресторан отеля совсем недавно закрылся, а хозяин мой, кроме всего прочего, был там ещё и шеф-поваром, превосходным, кстати. А ещё был он коммунистом и постоянно ругался со мной «за политику».

Тем не менее, завёл он, молча, свою чёрную машину и отвёз глухой ночью немолодого и малознакомого русского антикоммуниста в аэропорт, на другой конец острова. От гонорара парень с негодованием отказался. Я остался потрясённым таким беспредельным и бескорыстным его гостеприимством. Хозяин был из местных. Соответственно, имя ему было Спиридон, как почти у любого уроженца острова: старинная такая традиция у них. Совсем недавно я обнаружил, что точно так же, в честь небесного покровителя Корфу, назвали когда-то и прапрадеда моего.

Дело в том, что копаясь впервые в интернете насчёт родни, узнал я вдруг, что Спиридон Александрович Брио, дедушка отца моей покойной мамы, Александра Константиновича Брио, оказывается родился именно там, на острове Корфу (о-па!!!) и крещён был в местном православном храме в 1814 году.

По возвращении в Россию, почти взрослым, крестился прапрадед мой вторично, теперь уже по католическому обряду, как заведено было у этих Брио, не вполне тогда обрусевших потомков дворян из Франции, а дни свои закончил он в городе Екатеринославе, в насмешливо воспетой классиком должности «смотрителя богоугодных заведений».

Впрочем, не о том я, а об истинном потрясении, которое пришлось испытать, обнаружив наконец очевидную и убедительную причину мистической привязанности моей к острову Корфу. Вот уж, действительно, «сеанс магии с неизбежным её разоблачением», по словам одного конферансье. Так что, жив буду — опять поеду в эту отдельную прекрасную страну, которая на самом деле не вполне Греция.

И ещё немножко про тамошние чудеса. Пару лет назад альманах «Лебедь» в № 638 опубликовал мои наивные рассуждения насчёт верховного пригляда над нашими судьбами: сильно меня тогда это занимало, занимает, впрочем, и поныне.

А позапрошлым летом, возвращаясь, как водится, с Корфу, не удержался я и завёл речь на любимую тему в самолёте со случайным попутчиком в соседнем кресле и даже, стыдно сказать, похвастал этой самой сетевой публикацией. Сосед мой, слегка бородатый, нестриженый и в джинсах, взглянул на меня с усмешечкой, но поддержал беседу охотно. Выглядел он вполне благообразно и говорил про Бога складно и убедительно, но больше слушал. «Журналист, наверное», — подумал я, с увлечением рассказывая ему и про собственные отношения с Господом, и про нелюбовь свою к мракобесному московскому православию.

Под бутылочку красного из «Duty Free» и поучительный разговор дорога пролетела незаметно. Прощаясь, незнакомец протянул мне визитную карточку. Он и в самом деле журналистом оказался. Правда, бывшим. А в то время состоял он в духовном звании протоиерея и возглавлял Пресс-службу Патриарха Московского и всея Руси, а также был настоятелем университетского храма св. Татианы. Нашёл же я, профан хвастливый, перед кем распинаться про свои дела со Всевышним!

Впрочем, этот православный профессионал со мной, грешным, оказался весьма любезным. Звали моего собеседника Владимир Вигилянский. Сейчас он возглавляет всего лишь какой-то скромный приход в Подмосковье: разогнали, говорят, пресс-службу из-за недавнего скандала вокруг патриарших часов и квартир. Бог с ним, с этим батюшкой, и спасибо ему, что не отчитал меня за неканоническое, мягко говоря, отношение к православию.

Жаль только, что не мог я тогда ещё поделиться с лицом духовным нечаянной радостью обретения прямого предка—корфианца в качестве истинной провиденциальной причины моей таинственной привязанности к острову.

А о. Владимир и сам любит Корфу и там бывает часто и подолгу. Так что, может, ещё с ним увидимся. Тогда вот и расскажу ему на удивление.